Житель Бурятии 25 лет прожил в тайге, не зная о развале СССР (4 фото)
Тушил лесные пожары, стрелял в медведя в упор и, не зная, что СССР развалился, продолжал обменивать хитрым путникам шкуры на советские рубли. «Номер один» встретился с живой легендой старообрядческой Хасурты
Сергей Иванов по прозвищу Футбол
Мы заехали в Хасурту, будучи уверенными, что найдем нашего специалиста по тайге сразу. Не то, чтобы он стоял на въезде и караулил нашу машину. Зато в Хасурте его знают все. Меж тем, морозным будничным январским утром на улицах села оказались одни коровы. А вот и мужчина загоняет старенькие «Жигули».
— Извините, вы не подскажете, где живет Сергей Иванов? — спросили мы и тут же, увидев полный недоумения взгляд мужчины в тулупе и валенках, добавили: — который Футбол…
— А! А вам старший нужен или младший?
— Старший, Сергей Иннокентьевич, — удивившись пояснили мы.
— Так он за станцией живет. Где три дома. Вон, недалеко.
Мы проехали еще метров триста и действительно нашли старенький покосившийся домик с неокрашенным забором. «Дома-то я почти не живу», — немного оправдываясь, говорит тот самый Футбол, названный так за страсть к соответствующему виду спорта еще в армии. Сегодня Сергей Иннокентьевич — тоже своего рода спортсмен. И действительно живет на два дома, самый родной из которых — любимая тайга в верховьях Турки. Роман с ней у охотника случился около тридцати лет назад. Наверное, поэтому в свои 61 он явно выглядит гораздо лучше ровесников.
— Проходите, гости дорогие, — по-простому встречает меня и нашего водителя Андрея, улыбаясь, Сергей Иннокентьевич и сразу же сажает за стол. Чай пить, да говорить.
Его история заставит нас смеяться, сопереживать непростой жизни, а Андрея — нервно курить у печи.
- Я так понимаю, обо мне уже легенды ходят. Ну, давайте расскажу вам сперва, как все началось, — согласился Футбол, и перед его глазами в сигаретном дыму словно поплыли одно за другим «таежные» воспоминания.
Судьба отца
Но началась история Сергея Иванова не в тайге, а в Улан-Удэ, где он родился и вырос. В районе Мясокомбината в семье офицера Иннокентия Иванова, прошедшего две войны, родом из села Бар Мухоршибирского района.
— В шесть лет батька научил стрелять. В четвертом классе я вывел 31-ю школу по малокалиберке на третье место по городу. Сейчас-то старый, конечно, стал, но, как видите, еще могу охотиться.
В семье Ивановых было пятеро детей: Сергей, три его брата и самая старшая — сестра, 1937 года рождения. В 1965 году мать попала под поезд, двое детей были уже взрослыми, а троих нужно было поднимать.
— Отец, который после ранения на войне получил инвалидность, нас не бросил, несмотря на то, что так туго было, — рассказывает охотник.
Кто бы тогда мог подумать, что Сергей Иннокентьевич через много лет в каком-то смысле повторит судьбу отца. После армии пять лет он проработает учеником жестянщика, а потом почти на 20 лет уйдет в леспромхоз. Когда ему будет почти 40 лет, в девяностых, его супруга уедет и оставит на воспитание пятилетнего сына. Ребенка бросать было нельзя.
— Я на мать его не злюсь, у нее шестеро кроме моего было, как она его бы еще потянула в те годы? Не мог же я на алименты подать. Так и забрал сына в тайгу, пока ему не стукнуло семь годков. Тогда пришлось отдать его в школу-интернат в деревне, а самому зарабатывать ему на жизнь в лесу.
Примечательно, с какой беззаботностью Сергей Иннокентьевич рассказывает о пережитом. Наш вопрос о том, не было ли страшно, явно вызывает удивление у рассказчика. Так, словно он и не понимает, что прожил несколько лет в тайге с маленьким ребенком. Может быть потому, что всему этому предшествовала еще более невообразимая история.
- А это зайчик, — поставил Сергей Иннокентьевич меж тем на стол дичь.- Хорошо сготовленный. В городе таким не накормят. Вам наверное вилки, а я уж ложку возьму. Вы меня извините, но я считаю так: вилкой едят, кому делать нечего, — добавил он и продолжил рассказывать.
«Ни луны, ни собачьего лая»
Как известно, к третьему этапу перестройки в СССР стали разваливаться все хозяйства. В конце 80-х такая участь постигла и леспромхоз Иванова, где заготовкой занимался «Курбалес». Тогда Сергей Иннокентьевич решил выкупить «деревяшки» вахтового поселка: лесной домик и небольшое хозяйство в виде клочка земли и бани, взял участок охотиться размером в «две Франции и одну Бельгию». За несколько сотен километров его продолжали снабжать продовольствием, но в 1991 году машины приходить… перестали.
— Так меня и забыли в лесу. На пять лет, — вспоминает со странной улыбкой Футбол.
С тех пор охотник остался наедине с Тайгой, вдали от цивилизации на долгое время. Не ведая, что в Чечне началась война, и даже не стало прежней страны. Через какое-то время к нему стали забредать путники, которые, впрочем, о развале СССР речь не заводили. Вместо этого хитрили и давали мужчине за пушнину обесценившиеся советские рубли.
Без электричества, с одной лишь керосиновой лампой мужчина умудрился стать, как он сам себя называет, «губернатором Тайги». Приспособился выращивать лук и [оскорбление], и даже пару лет картофель, сам пек из оставшейся муки хлеб, ловил рыбу и, конечно, добывал крупного зверя.
— В основном-то я нарублю себе мяса горшок, сварю, да неделю подогреваю. Что ему сделается зимой? Летом даже проще: речка в 70 метрах, полная рыбы. Три заброса — три хариуса. Вы, кстати, ешьте, что-то ничего не едите, — говорит Сергей Иннокентьевич. — А мне тогда много ли надо было, разве что общения не хватало первое время. Ведь там, как у Есенина, «Ни луны, ни собачьего лая». Правда, три собаки как раз таки были.
С ними Футбол постоянно и разговаривал. К слову, сегодня у Сергея Иннокентьевич осталась всего одна собака. Как и у прежних, прозвище у нее такое, что в газете не напечатаешь, цензура. Спустя годы появились знакомые, которые обманывали охотника, но временами за пушнину давали не только обесценившиеся деньги, но и справляли летом по реке необходимые припасы: соль, муку да сигареты.
— А вот зимой никак было не пройти, бесполезно. Но это и делало меня сильнее. Я как на производстве работал, не покладая рук, у меня было пять путиков — в пяти местах капканы и петли ставил на расстоянии 20 километров друг от друга. По субботам был вроде как выходной. Баню топил, дрова накалывал, пек хлеб.
За пять лет одинокой жизни в тайге и без того закаленный жизнью охотник превратился в кремень. Пропасть в тайге тогда ему было не суждено. На лыжах уходил под снег, но лыж не ломал (иначе можно было бы сразу стреляться, — поясняет наш собеседник), проваливался под речной лед, тушил лесные пожары, выдирал больные зубы плоскогубцами. А таблетка от всего была всегда только одна. После которой уже не встанешь — 7,62.
— Пуля то бишь. Зато от всех болезней, — с философским прищуром закуривает Футбол.
Приходилось ему и со зверьми биться.
— Главное — знать все тонкости. Вот, например, медведь. Боится человека, трус последний, можно сказать, потому днем и не налетает, только ночью, так что в ночи нужно всегда держать ухо востро и не пытаться убежать, — поясняет Сергей Иннокентьевич. В медведя ему доводилось стрелять в упор.
Бывало, что лесного человека по утру принимали за зверя.
— Говорят, что волос дыбом не встает. Встает, вот честное слово. В первый раз такое у меня было, когда медведь подкрался. Второй раз с косулей. Я ее стрельнул по утру на бегу, смазал. Стрельнул, дальше иду. Не увидел, а козел этот догоняет меня с горы прыжками. Листвянку поймал лапой, на дыбы встал, листвянка затряслась, я про себя думаю: ну, все, приехал парень. И его, конечно, матом покрыл как следует. С одностволкой ведь был… Такс по лопаткам, он оттуда кубарем пять метров. И запах неприятный. Я ему про себя-то и говорю: тебе чего так, больно показалось? И пошла косуля шатаючись. Второй патрон достал, да зверь и завалился. А потом у меня изморозь по коже. Волосы на дыбы-то и встали.
И несмотря ни на что, в итоге бывалый охотник всегда возвращался в сторожку живым и невредимым. Его ни разу даже не ранил зверь.
- Было дело только, как-то раз козла дорезал (патронов мало было). За рог поймал, а он как копытом даст, и ножик улетел, — смеется сегодня Сергей Иннокентьевич, попивая чай. Все это теперь выглядит так, словно Футбола охранял сам хозяин Тайги.
Правила тайги
И, думается, выжил Сергей Иннокентьевич тогда в Тайге не случайно. Сам он говорит, что всегда соблюдал простые правила.
— В нашей работе главное — не трястись. Настоящий охотник должен видеть цель и не трястись, — говорит Футбол. И добавляет: — Но дурости в лесу всегда хватает. Как-то охотника давно застрелили в тайге, да там же и закопали. Два напарника просто не поделили пушнину, тоже долго в тайге жили, один из них в бегах был. Жадность сгубила. Тайга не любит жадных.
За время, проведенное в Тайге, охотник понял, что главное в лесу — всегда оставаться человеком.
— Вот и я, конечно, охотник и прочее. Но прежде всего человек. В тайге всегда надо выручать. Бывало, приходили ко мне за помощью. А потом пакостили у меня. Меня нету: придут, залезут, харчи уничтожат. Но даже если коробок спичек возьмут без спросу в карман, я понимаю, что таким доверять нельзя.
— А вот вы старообрядец же, как многие в Хасурте. В Бога в тайге вы как, верите?
— Я старообрядец, семейский. Не сказать, что сильно верю, но не попускаюсь. Середка на половину. Да и суеверный, — признается житель тайги. Конечно, когда приезжаешь только, здороваешься с хозяином тайги... Но это мое личное, неудобно говорить, — обрывает речь Футбол.
Есть в тайге, по его словам, и еще одно важное правило — «не убивать зазря». Ни муравья, ни зверя.
— Есть такие ведь охотники, которые на самом деле настоящие варвары. Оружия слишком много продано и тем, кому его давать было нельзя. Вот едет мужик по дороге и все подряд стреляет. С карабина зайчонка! Это немыслимо.
Или вот в матку стреляет. То же самое и на рыбалке бывает, всякие электроудочки придумали, а еще взрывают все гранатой или чем… Работать людям лень, подрывают всю кормовую базу. Как-то мне один хвастался, что собак кормил дичью. Есть ему было нечего? Да вертолет свой имел.
Все егеря, службы — капля в море. Лет через 20 ничего не останется. Козел уже пропадает, кабаргу извели. Тьфу! — плюется Футбол и снова закуривает. — А вот пожили бы они все в тайге. Тайга воспитывает.
Пять лет спустя
Закончилась эта история в 1996 году. Примерно в этом году к Сергею Иванову неожиданно приехала машина с продовольствием. Вспомнили.
— Как мне потом мужики сами признались, долго стояли и боялись заходить, смотреть, живой я там вообще или уже нет. Тогда-то узнал, что СССР уже нет, что деньги все мои превратились в обычные бумажки.
Теперь Сергею Иннокентьевич, который хоть и по дешевке, но сбывал пушнину за настоящие деньги, жить стало полегче. Правда, из леса он вышел только спустя два года, с умирающей собакой на руках.
— Я до деревни-то спустился, а она уже померла. Здесь у меня свой дом так и стоял, ждал меня, — говорит охотник.
Спустя время неподалеку от сторожки уже появилась дорога, проверенные друзья, запас «харчей». Потом по округе и далеко за пределами пошел слух о старике, который знает в тайге каждую травинку и может обучить искусству охоты.
Сегодня Футбол — настоящая легенда, слухи о которой передают друг другу родственники, их знакомые, и так до бесконечности. Кому поможет советом, кого выручит в тайге, покажет тропы.
Многие специально летом приезжают к Футболу, в том числе известные бурятские политики, иностранные туристы. Как-то трое молодых людей пытались последовать его примеру, да только как снег упал — их как ветром сдуло.
— Зимой столько дел, все же трудиться надо, воду возить. Прорубь долбить. А ведра берешь, а раз, снег провалился, и по новой пошел. Ума много не надо, пахать надо. Но умно, конечно. Те же дрова когда рубишь, можно башку отрубить самому себе, — смеется мастер охоты.
— Если бы можно было все повторить, снова подались бы в лес?
— Конечно. Тайга мне помогла выжить в трудные минуты жизни, детей поднять, коих у меня на сегодня трое. И девяностые-то я даже толком не почувствовал, наоборот, приходил из тайги как король. Работа такая, что не мешает никто.
Сидеть, ничего не делать — очень тяжело: лыжи надел и попер. Хотя, конечно, этот «биатлон» уже вот тут стоит, — сопровождая известным жестом, говорит Сергей Иннокентьевич.
Впрочем, несмотря на такие слова, простая сельская жизнь до сих пор не прельщает «дикого биатлониста». Скоро он опять уходит в лес.
