Трудные будни хирурга
Хамзат Бай-Алиевич Оздоев — начальник медико-спасательного управления Центра «Лидер», спасатель второго класса, заслуженный врач РФ. Закончил военно-медицинский факультет Горьковского медицинского института. Служит в МЧС 15 лет. На его счету более 40 спасательных и гуманитарных операций различной степени сложности на территории России и за ее пределами.
— В моей семье нет ни врачей, ни военных. Я — первый военврач. «Всегда хотел стать доктором» — это обо мне: я рос в станице Слепцовская, в Ингушетии, неподалеку была больница, и я с детства смотрел на аккуратных людей в белых халатах с большим уважением. И в какой-то момент решил, что тоже хочу быть одним из них — хирургом. Потом я попал в армию, и там мне тоже все нравилось, так что рассказы врачей с военной кафедры мединститута слушал с удовольствием: не сидишь на месте, все время что-то происходит. На третьем курсе я уже работал, и на первой же операции ассистировал хирургу при удалении аппендикса. Страха не было, а вот чувство, что я прямо сейчас помогаю человеку быть здоровым, — было. Это было прекрасное чувство, я его запомнил. Когда мне предложили эту должность, я был начальником госпиталя в Новороссийске. К нам приехали сотрудники МЧС, и я слушал, какие операции они выполняют, что умеют, где им приходится работать. Мне это понравилось — сидя в кабинете, ты как будто что-то упускаешь. Адреналина не хватает? Возможно. И вот я здесь уже 15 лет и не жалел о своем переходе ни одну минуту.
Шесть прыжков в год
— Всякий хороший врач, которому небезразлична его работа, проходит курсы повышения квалификации, слушает лекции, но в МЧС ты не просто врач — ты еще и спасатель. Я вот — спасатель второго класса. Подготовка самая разная — десантная, водолазная, аварийно- спасательная. Шесть прыжков с парашютом в год, у нас даже медсестры прыгают. Но самое главное отличие от врача в обычной больнице — у нас меньше времени и экстремальные условия. Бывает, что человек лежит перед тобой на столе, его только что извлекли из-под завалов, и у него не одно повреждение — там перелом руки, тут плитой придавило плюс сочетанная травма. Ты должен все моментально оценить — и моментально решить, что делать в первую очередь.
В кино часто показывают, как врачи в полевых условиях в палатке делают сложные операции, чуть ли не на мозге. Это неправда, конечно, есть вещи, которые мы там делать не можем. Но вот ампутация ноги в полевых условиях — сложная (человек подорвался на мине) — у меня в активе есть. Вообще, наша главная задача — поддержание здоровья спасателей. Но когда ты выезжаешь в зону бедствия, то приходится делать много другой работы. В Непале после землетрясения в 2015 году мы принимали местное население. Там и до катастрофы с медициной было не очень, у местных жителей нет возможностей ходить по врачам. Так что просто стояли очереди местных, да еще с детьми. Чего там только не увидел! Двухлетнего младенца в гнойной коросте, мальчика с червем в глазу. И ужасная антисанитария кругом. На наших глазах местные медики проводили вакцинацию от полиомиелита. Знаете как? Просто подходили и делали укол детям без предварительной санобработки.
Не до красот
— У нас не было проблем с местным населением никогда. С переводчиком мы общаемся или на одном языке говорим — люди относятся к тебе с большим уважением и надеждой. Человек в белом халате — это всегда друг. Даже если ты не понимаешь ни слова из того, что он тебе говорит. За 15 лет было много всего: Басманный рынок, «Трансвааль-парк», вспышки сибирской язвы и наводнения. Но самое тяжелое, что я видел в жизни, — это авария на Саяно-Шушенской ГЭС. 75 погибших, много женщин. Я видел, как доставали тела, покрытые ядовитой масляной пленой. Как наши ребята-водолазы работали. Это был подвиг, не меньше. Я все помню, хотя 9 лет прошло. Не знаю, надо ли об этом писать.
