Капан и его небоскрёбы (60 фото)
Категория: Красивые города, окресности
20 июля 2020
Что, однако, не мешает Капану быть одним из самых зрелищных городов Закавказья: выросший в ХХ веке на медно-молибденовых рудниках, это один из самых нетривиальных образцов советского градостроительства, в арматуре и бетоне продолжающий традицию пещерных селений показанного в прошлой части: Горис. Уездное местечко Зангезура уездного Гориса.
Как и положено советскому городу высоко в горах, Капан вытянут по узкой долине, нигде не набирая больше километра в ширину. От села Сюник на повороте трассы до городища древнего Капана в нём 20 километров, из которых по центру мы пройдём дай бог если десятую часть. Долина Вохчи тянется практически строго вдоль параллели, и с юга в неё заглядывает скалистая вершина горы Хуступ (3206м), на Зангезурском хребте над Сюником если не самой высокой после пограничного Капутджуха, то уж точно самой зрелищной. Не менее зрелищна и дорога из Гориса в Капан, но рассказ о ней я оставлю до следующей части. Сегодня же начнём прогулку... на вокзале:
Древний Капан был разрушен сельджуками в 12 веке, а в 1170 году пал Багаберд - последняя крепость выше по ущелью, куда перебрались под ударами врагов сюникские цари. Позже история подарила Сюнику ещё несколько веков процветания - но центр его сместился на север, в Ехегис, Арени, Нораванк и Татев. Зангезур на долгие века сделался горной глушью, в 1747 году доставшись Карабахскому ханству, а в 1803 - России. Мелкие армянские меликства - Ангехакотское, Татевское, Каштагское, Алидзорское, - в начале 17 века сумели избежать тотальной депортации армян в глубины Персии, но по той же причине и под Россией, традиционно включавшей Зангезур в азербайджанские губернии, репатриации армян из глубин Персии сюда почти не велось. Коренные армяне, жившие в Сюнике тысячи лет, привыкли считать себя самыми чистокровным из армян, соседство с тюрками подпитывало их высокомерие, а если вдруг до Зангезура добирались переселенцы (конкретно Капан заселялся выходцами из Сальмаса и Хоя) - в таком соседстве им ничего не оставалось, кроме как пытаться быть святее, чем католикос. Думаю, не я один сейчас вспомнил Галицию - "армянской Галичиной" и сделался Сюник, а строительство рудников на рубеже 19-20 столетий ещё и добавило к этому национальному гонору элемент пролетарского остервенения.
К рудникам, впрочим, приложил руку третий народ - греки. В Армению они попали из Османской империи, из города Гюмюшхане (Аргируполис) в горах над Трапезундом, где ещё Византия добывала серебро и медь. Лучшие рудокопы Передней Азии, в 1760-х годах они были приглашены Ираклием II, царём Грузии, пытавшимся укрепить её недолгую независимость развитием собственной индустрии. Грузинскому царству принадлежал и север Армении, в том числе каньон реки Дебед, где медные копи были известны со Средних веков - и вот на этих копях, от Ахталы до Алаверди, выросла цепочка греческих сёл. В 1796 году их разорили персы, Грузия сломалась и сдалась под крыло России, но сами рудокопы в 100-м поколении никуда не делись, и у них по-прежнему чесались руки что-нибудь добыть. По мере покорения Закавказья Россией они разбредались по окрестным горам, и вот ближе к середине 19 века нашли себе работу в долине Вохчи, где добывать медь в 18 веке пытался ещё карабахский хан. В 1851 году к делу подключился трапезундский купец Харлампик Кундуров, вместе с братьями построивший в окрестностях Кафана несколько шахт и обогатительных фабрик, крупнейшая из которых носила звучное название "Пирдудан". Следом за греками, в 1890-х годах, на Малый Кавказ подтянулись французы с планом строительства современных для того времени шахт. Центром их инвестиций стал Алаверди, через который прошла железная дорога из Тифлиса в Карс и Эривань, но кафанские руды были гораздо богаче, а потому и в эту глушь начал тогда просачиваться французский капитал. Всерьёз же за освоение рудников Зангезура взялась советская власть, и если о времени постройки конкретных шахт и посёлков я сведений так и не нашёл, то дата обретения Кафаном статуса города весьма красноречива - 1936 год. 5 лет спустя этот статус подкрепил паровозный гудок: в 1939-41 годах ещё дореволюционная линия из Эривани в Нахичевань и пограничную Джульфу была продлена до Баку, по большей части прямо вдоль пограничного Аракса, и 40-километровая ветка от станции Минджевань пристегнула к ней шахты Кафана.
Так в Зангезурской глуши, в самом сердце Горной Армении, возник индустриальный гигант, этакий анти-Сумгаит с суровыми нравами рабочих слободок, подкреплёнными национальной враждой. Вражда эта затихла до поры до времени, два народа "один хлеб ели, одни свадьбы гуляли" и вместе строили социализм, но старые армяне помнили, как "турки" резали их в 1906 году, а старые азербайджанцы - жестокость дашнаков в Гражданскую. При этом станция Кафан принадлежала Азербайджанской железной дороге, до Баку ехать кафанцам было ближе и удобнее, чем до Еревана, и вот уже в 1987 году, с началом Миацума (армянского ирредентизма) азербайджанцы потянулись из Кафана в свою титульную ССР. От ножа и канистры с бензином бежали они или же просто ехали от греха подальше, армянский всплеск патриотизма переждать - на самом деле один из главных вопросов всей Карабахской войны. В Баку кто-то устраивался к родственникам, кто-то ходил по общагам и пытался выхлопотать себе место, возможно сгущая краски для пущего эффекта. К концу зимы 1988 года таких изгнанников в азербайджанской столице скопилось до четырёх тысяч, и в основном - из округи Кафана: в азербайджанской прессе фигурирует даже Кафанский погром, на который Сумгаитский погром якобы был лишь ответом. Современные азербайджанские и армянские публикации о тех событиях выглядят как зеркальные отражения - вплоть до абсолютно одинаковых обвинений России в поддержке другой стороны. Но есть один факт, который не отрицают и сами армяне - утром 27 февраля 1988 года, накануне сумгаитских событий, поезд Кафан-Баку привёз разом около 200 человек, не собиравшихся возвращаться... И если до Сумгаита азербайджанские погромы в Армении ещё могли быть вымыслом (а могли и не быть), то после - уже точно стали явью, а дальше в ход пошли танки и пушки.
Карабахская война буквально изрубила железную дорогу вдоль Аракса на куски - от неё остался действующий тупиковой участок под Ереваном до станции Ерасх, "островная" линия в Нахичевани, имеющая выход через Джульфу только на Иран, сотня километров заросших путей на юге Армении и в "поясе безопасности" Карабаха, частью оказавшихся под водой Худаферинского водохранилища, ну а в Азербайджане конечной ныне служит станция Горадиз. Столица Сюника же в 1990 году стала называться Капан - причём в отличие от Таллинна, Кишинэу или Сумгайыта, это было именно переименование: хоть и на одну букву, но - в армянском языке. Лишь станция останется Кафаном навсегда - туфовый сталинский вокзал у заросших путей превратился в весьма впечатляющий памятник закавказских коллизий:
Сама же станция напоминает теперь то ли полярный Таз, то ли чернобыльский Янов, и разве что вместо деревьев между путями растёт вездесущая дикая ежевика. В отличие от заброшенных станций на Араксе, которые я ещё покажу, тут не осталось даже техники, да и большинство построек снесено. Рискну предположить, в Кафане не было депо, то есть и пассажирские поезда, и товарняки с рудой сюда захаживали в гости, и их останки ржавеют теперь за колючей проволокой и окопами "пояса безопасности" Карабаха. Со стороны Минджевана в перспективе рельс не поезда, а фуры:
Со стороны города над путями висит ржавый виадук с капитальным основанием лестницы, построенный видимо вместе с вокзалом:
Забравшись на виадук, станцию я даже не стал фотографировать - сверху да в контровом свете видны одни кусты. Гораздо интереснее отсюда перспектива города в узкой долине - от края до края полкилометра и 4 улицы: две вдоль цепочки кварталов и ещё по одной за рекой и железной дорогой. Центр - там, где слева спускается боковая долина реки Вачаган, а справа стоит микрорайон, странно высокий для малого города:
Строго в перспективе путей же видно, куда именно они вели - копер над заброшенными цехами, возведёнными на заре эпохи железобетона:
С окрестных гор видно, что и это - лишь вершина айсберга, а корпуса спускаются по склону в несколько ступеней. На викимапии всё это отмечено как Кафанский электромеханический завод, но скорее всего в позднесоветские времена, с появлением новых шахт и комбинатов, он просто разместился на площадке рудника эпохи Первых пятилеток.
Гуляя по Капану, сложно не вспоминать Алаверди - та же вытянутость по ущелью шириной в пару кварталов, тот же безумный рельеф и попытки приспособить к нему советскую архиктуру, те же язвы медных разработок по горам. Но только в отличие от Алаверди, в Капане нет той жуткой печати упадка - он и по населению крупнее вчетверо, и даже сокращаться ударными темпами это население не спешит. Капан и Алаверди - как сын и батя в рабочем посёлке, где в шахту лазали все мужики: один жалок, немощен и уходит в запои, чтобы унять боль от того, что все внутренности разъело рудной пылью, другой хоть и чувствует первые признаки неладного, но пока ещё держится молодцом. При всём сходстве с Алаверди, в современности судьба двух городов сложилось совершенно по-разному - там шахты умерли, здесь - кормят страну. А как результат, если Алаверди и Ахтала - самые мрачные города армянской глубинки, то Капан и Каджаран - напротив, самые зажиточные. Вот автобусная остановка у вокзала - тут даже внутригородской транспорт жив!
Напротив - советский магазин, облицованный розовым туфом: строившийся как приложение к вокзалу, с ролью точки притяжения капанцев он неплохо справляется сам:
До центра и следующих сталинок отсюда минут 20 пешком среди хрущовок. Но в армянском городе даже в самом унылом микрорайоне найдутся колоритные детали. Вот медведь - весьма популярный символ в этом медвежьем углу:
Пулпулак в виде орла и типично капанский, то есть проходной и открытый настежь, подъезд:
Дворы что в Сюнике, что в Арцахе впечатляют роскошными гирляндами белья, для которых напротив окон даже ставятся специальные рейчатые столбики. Характерно, что в Азербайджанской ССР так выглядят столбы электропередач, то есть видимо сами бельевые феерии происходят оттуда:
Но вот южный склон долины расступается, открывая скалистый Хуступ:
Вокруг сквера с фонтаном - сталинки ереванского вида да скульптура "Зангезурской женщины": памятник местной армянке на самом деле с советских времён стоит в каждом историческим регионе страны, а в Ереване увековечена, например, "Ванская женщина" из исчезнувшей Западной Армении. Но только здесь региональная армянка попала мне в кадр:
С Хуступ-горы течёт речка Вачаган, питающаяся её снегами и потому почти безводная к концу сентября. На правый (по направлению кадра левый) берег выходит та старая промзона вокруг копра:
И стоит чуть выше новодельная церковь Сурб-Месроп с необычными для армянского зодчества парными звонницами. Посвящение Месропу Маштоци, создателю армянского алфавита, явно намекает на Гохтн (Восточную Нахичевань), где проповедуя среди язычников, он утвердился в идее перевести на армянский Библию.
На другом берегу Вачагана - центральная площадь Гарегина Нжде, всем своим видом показывающая, что Капан для Армении не только Львов, но ещё и до некоторой степени Ханты-Мансийск с Салехардом. За кадром справа остался огромный Дворец культуры, внешне довольно унылый и к тому же убранный в леса. В перспективе площади - администрация Сюникского марза, ну а справа - старый почтамт и современный деловой центр:
Возможно так же бывший сталинкой в прошлой жизни:
Между ними уходит неожиданно живописная улица Туманяна, застроенная туфовыми сталинками, но извилистая и узкая, как в старых европейских городах. За поворотом скрывается стадион "Гандзасар" (до 2008 "Лернагорц", и я кажется в состоянии сам перевести это слово - "Горняк") на фоне серной язвы горной выработки в склоне горы.
Гору с другой стороны венчает Багаберд - воинский мемориал со Скорбящей матерью, строившийся при Советах в память героев Великой Отечественной. В независимой Армении его переименовали в честь древней крепости, последней сдавшейся тюркам в 12 веке, и "переосвятили" в честь всех армян, погибших за Сюник. Герои Великой Отечественной к таковым тоже относятся - ведь проиграй Советский Союз, вошли бы сюда турки да "окончательно решили армянский вопрос". От монумента должен быть роскошный вид на город, но лезть к нему пешком мы пожалели сил, а ехать на такси - денег:
Вместо этого мы взяли такси к другому монументу да стали набирать высоту вдоль Вачагана. Да с таким уклоном, что кажется - ещё чуть-чуть, и взлёт!
Кварталы Капана здесь образуют хорошо заметный отросток в 2-3 километра длиной, вдоль которого попадаются свои примечательные образцы советского зодчества:
В 1,5 километрах от центра дорога приводит к воротам:
За которыми, на фоне тающего в полуденной дымке Хуступа, грозит чужому миру Гарегин Нжде. Этого "самого честного из коллаборационистов" судьба изрядно помотала по свету - не случайно настоящей фамилией его было Тер-Арутюнян, а псевдоним значил Странник. Выходец из зоков, самобытного армянского субэтноса в Нахичевани, Нжде вступил в боевое крыло "Дашнакцутюна", учился воевать в тренировочном лагере в Болгарии, и в начале ХХ века не пропускал ни одной войны, если врагом в ней был турок. Не стала исключением и Первая Мировая, с коллапсом царской России продолжившаяся армяно-турецкой войной. Вместе с Генералом Дро под Апараном и Мовсесом Силикяном в Сардарапате, под Ванадзором Нжде остановил турецкое вторжение, и проиграй армяне эти битвы - ждал бы их геноцид... Когда же пала и Османская империя, Странник отправился в Зангезур воевать с её закавказской тенью - Азербайджаном, а вернее - повстанцами и партизанами, пользовавшимися поддержкой Баку. Само собой, доставалось от дашнаков и мирным жителям, многие из которых, как например родители Гейдара Алиева из Сисиана, бежали в Нахичевань. Впрочем, и опорой дашнаков в Зангезуре были беженцы из Азербайджана и Турции, само собой особенно безжалостные к врагам. Вторжение Красной Армии в Закавказье осенью 1920 года Нжде встретил комендантом Кафана, а в последующих боях, где погибли другие лидеры зангезурских дашнаков, возглавил сопротивление в горах. Под новый 1921-й год в Татевском монастыре он провозгласил Республику Горной Армении и себя - её спарапетом (военачальником), и как последний оплот националистов перед большевиками Ларнайастан смог продержаться до июля. Затем Нжде отступил с остатками фидаев за Аракс, но через большевиков-армян вроде Мясникяна сумел заручиться устной гарантией того, что Сюник останется армянским, и советская власть не отказалась от такой возможности перерубить мост Анкара-Баку. В болгарской эмиграции Нжде из воинов подался в идеологи, разработал учение цехакронизма, даже для дашнаков оказавшееся слишком радикальным, и в конце концов напросился в союзники к Гитлеру формировать Армянский легион. Мотив "сделки с Дьяволом", однако, тут не вполне очевиден - ведь терзать Советский Союз в случае его падения готовилась не только Япония, ну и Турция, а так как победа нации над интернационалом казалась Гарегину очевидной - единственным выходом ему виделось сойтись с главным нацистом как самостоятельный игрок. Но фашизм проиграл, и арестованный в Софие, Нжде кончил свои дни в камере Владимирского централа.
Там и покоился Странник в неприметной могилке с ржавой табличкой "Тер-Арутюнян Гарегин Егишеевич (1886-1955)". Однако в 1983 году, уж не знаю, кому и сколько армянского коньяка завезя, Гарегинов внучатый зять Павел Ананян выкопал его гроб из могилы да увёз в Армянскую ССР. Пусть и мёртвого, но вождя местные диссиденты прятали по своим домам, а пару косточек в том же 1983 году удалось тайком захоронить высоко на Хуступе. В 1987-м, с первым "ветром перемен", ещё при живом Союзе Гарегина официально похоронили у монастыря Спитаковор (где я подробнее рассказывал о нём), а в 2005 году вечный покой Странника потревожили, надеюсь, в последний раз - на обращённой к Хуступу окраине Капана была погребена его правая рука, надгробием которой и стал этот памятник. Теперь вокруг него небольшой уютный парк, куда при нас привезли большую группу школьников - за патриотическим воспитанием и простым человеческим пикником. Выше монумента - небольшое озерцо, а дорога идёт дальше, через пару километров заканчиваясь в пригородном селе Вачаган:
Теперь снова спустимся в центр. В том же 1983 году, когда в Армению вернули прах Гарегина, в Кафане появился экспрессивный, как на Бульварном кольце Еревана, конный памятник другому вождю здешних гор - Давид-беку, князю-воину 18 столетия:
Татевский мелик, школу войны он прошёл, как и Нжде, вдалеке от Армении - в Грузии, с 1714 года помогая её царям отражать набеги лезгинских горцев. На родину его вернула русско-персидская война - о том, что действовать против Персии надо единым фронтом с Россией, мелики договорились ещё в 1699 году в Ангекахоте после дипломатического вояжа Исраэля Ори. В Карабахе, где княжеская власть была крепче, пять меликств быстро взяли власть, а вот в Сюнике персы быстро подавили восстание, сменившееся партизанской войной. Её-то и возглавил в 1722 году Давид-бек, приезд которого организовал между прочим не кто-нибудь, а Стефан Шаумян - только не бакинский комиссар, а кафанский купец, живший двумя веками ранее. Познавший в регулярной армии опасность горцев, Давид-бек сам стал идеальным горцем, да и новая смута в Иране, где правивший два века дом азербайджанцев Сефевидов свергли афганцы, порядком дезориентировала врагов. К 1725 году фидаи полностью контролировали Сюник, а сам Давид-бек окопался в крепости Алидзор близ Кафана. В Иране тем временем смута сменилась гражданской войной между Тахмаспом II из свергнутых Сефевидов и афганскими ставленниками Хотаки, и конечно мог ли не воспользоваться этой войной злейший враг персов - турки? В 1726 году началось турецкое вторжение в Закавказье, и вот мятежный армянский князь и персидский шах вдруг оказались по одну сторону фронта. Давид-бек оказался ценным союзником, так как в нескольких сражениях без особого труда разбил превосходящие османские силы. Тахмасп II признал его своим вассалом и союзником, а Зангезур - не персидской провинцией, но армянским княжеством. И интересно представить, как бы сложилось судьба Закавказья, доживи княжество Давид-бека до 1747 года, когда с новой смутой от Персии отпали азербайджанские ханства, но Давид-бек был уже не молод и умер в Алидзоре от болезни в 1728 году. Его преемникам уже не хватило сил противостоять османам, да и персы как-то забыли о всех договорах. Ближайший соратник Давид-бека Мхитар Спарапет два года спустя пал от руки предателя в пещерах Хндзореска, а с приходом на персидский трон Надир-шаха в 1730-х годах были добиты последние очаги сопротивления. Однако Сюник за годы восстания успел преобразиться, во многие монастыри (тот же Татев) вернулась на века остановившаяся жизнь, а иные (например, Гндеванк) превратились в хорошо укреплённые замки. Давид-бека в ХХ веке уважали и националисты (отряды Гарегина Нжде называли себя Давидбековским союзами, и вступая, приносили "клятву Давид-беку"), и коммунисты - например, в фильмах "Давид-бек" (1944) и "Звезда належды" (1978).
Памятник Давид-беку стоит напротив устья Вачагана за Вохчей, и из центрального сквера к нему ведёт явно позднесоветский, но необычайно симпатичный пешеходный мост:
В конце проходящий под виноградной лозой, где торговала фруктами общительная старушка:
Мост ведёт к пожалуй главной достопримечательность этого города - Капанским небоскрёбам:
Один из самых необычных микрорайонов всего бывшего СССР был построен, видимо, примерно в одно время с памятником Давид-беку, то есть в начале 1980-х годов. На двухярусном основании - впечатляющее металлическое панно:
Многоэтажки над Вохчей выглядят высокими, как небоскрёбы киберпанковских городов:
И разум как-то даже не вполне воспринимает, что они просто вписаны в склон, поставленные на ступенчатый фундамент:
Внутри у них есть лифты, но мы решили подняться наверх пешком. Сначала ступенями идёт двор:
Затем путь наверх остаётся только по лестничным маршам подъезда:
И тут самое главное вовремя остановиться - выход на улицу выше по склону имеет только один, и далеко не самый верхний этаж. В отличие от всех остальных этажей с обычными лестничными клетками, он представляет собой сквозной коридор от подъезда к балкону:
С балкона центр Капана как на ладони. Всё знакомые места, а Хуступ почти спрятался в облаке:
Вокзал где-то там, ниже по Вохче:
С другой стороны в коридоре нашлось место даже для магазина. Состояние всего этого ужасное, но хотя бы из скверных запахов - лишь ржавчина и плесень:
"Псевдонебоскрёбы" выводят на тихую узкую улочку, похожую скорее на двор:
Но вот такие в проёмах домов с неё открываются виды:
У соседнего небоскрёба в принципе не оказалось лестничных клеток - лишь лоджии-галереи, нередкие в общем-то в южных городах по всему бывшему Союзу:
Отсюда, зигзагами лестниц, под гирляндами белья, мы стали спускаться:
На лестницах и в подъездах, конечно, мы не раз встречали местных, но те не проявляли ни то что враждебности, а даже удивления - кажется, иностранцы сюда забредают нередко.
У подножья небоскрёбов - пулпулак, потому что какой же квартал в Армении без фонтана?
Между тем, у устья Вачагана долины образуют крест. За "небоскрёбами" длинный узкий город даёт ещё один отросток - только теперь не на юг, а на север:
В Каварт - мрачноватый, я бы даже сказал призрачный район с остатками довоенной застройки:
Но с каждым шагом вверх по склону вдоль дорог сгущается заброшенность и разруха:
Пара витков серпантина - и кругом лишь пустые дворы за гнилыми заборами, опутанные злобными, как змеи, побегами дикой ежевики.
А под ногами в пыль втоптаны керны:
И горы вокруг все покрыты язвами карьеров и фурункулами отвалов:
А "чтоб ты провалился!" в Каварте не просто слова, и именно угроза провалов заставила людей покинуть районы на склонах. Более того, и дорогу наверх в какой-то момент перерезает траншея - видимо, выше грунт может не выдержать автомобиль.
Но именно из Каварта рудничный Капан в ХХ веке "стёк" к вокзалу - выше по горам руды доступнее, а потому именно здесь в 1830-40-х годах обосновались греки из Алаверди. И совсем как на Горнозаводском Урале здесь рудники и посёлки венчает церковь, словно благословляющая работяг:
Церковь Святого Харлампия (1865) не армянская, а православная, если точнее - греческая, и построил её, как можно догадаться из посвящения, Харлампик Кундуров, больше всех преуспевший в разработке здешних руд. Теперь стоит она на сотни метров выше последних жилых домов, и путь к ней крутой да тернистый. Или точнее ежевичестый - от упомянутой траншеи вверх по склону лезть ещё добрых полчаса, а вокруг храма, натурально, укрепрайон, в котором ежевика заменяют колючую проволоку. Храм совершенно заброшен, внутри него коровы прячутся от жары и усыпают пол навозом, но высоко на горе, в одиночестве, здесь сквозь любой навоз проступают покой и святость:
Впрочем, церковь эту я подробнее показывал в посте о народах Армении, в той его части, что посвящена грекам. Теперь, даже если бы церковь стояла на главной площади, в неё было бы некому ходить: из-за Железного занавеса мы вышли, зная как аксиому, что "в Греции всё есть", а потому что из Цалки, что из Алаверди, что из Ташкента греки при первой возможности устремились на историческую родину (покинутую, надо заметить, ещё в эпоху Анаксимена и Анаксимандра), сколько-нибудь целостную общину в бывшем СССР сохранив разве что в Ессентуках. В конце концов, своё дело в Закавказье они сделали, и в отличие от машиностроения или химпрома, медно-молибденовые рудники из всей индустрии Армении лучше всего пережили распад СССР. Причём если по добыче меди Армения дай бог если в третьей десятке, то с молибденом всё интереснее: крошечная страна занимает 5-е место в мире по его запасам (после США, Китая, Чили и Перу) и 7-е по добыче (уступая ещё Канаде и Мексике и почти вдвое превосходя Россию). В Капане, Каджаране, Агараке и даже Алаверди (где приказал долго жить ГОК, но не шахты) греки оставили Армении её главный вклад в мировое разделение труда.
А в дымке внизу едва виден Капан, и как видите, в склоны вписаны многие его кварталы: В следующей части расскажу о дороге Горис - Капан - Мегри и окрестностях Капана.
Автор VARANDEJ
