Замыкающая машина в колонне подбирала регулировщиков - и всё, ауфвидерзеен, майне кляйне, русские ушли.
Стою, значит, на обочине. А у меня за спиной немцы в придорожном кабачке празднуют избавление от советских войск. Веселятся, песни орут. А рядышком я, оккупант проклятый, скучаю на боевом посту. Непорядок, верно?
Ну, поднесли они мне рюмку. Данке шён, говорю.
Через полчаса поднесли еще и закусить. Салют, камераден, говорю.
Минут через пятнадцать опять подходят, целой толпой. Хохочут, по плечу меня хлопают. Ну, говорю, ваше здоровье! Дер руссише панцер гейт нах хаузе!
Что тут началось... Честно говоря, не помню, что именно, но - началось.
Просыпаюсь. Замерз страшно, голова чугунная, ни черта не соображаю. Где я, что я... Трясущимися руками нащупываю автомат. И тут мне становится очень, очень, очень страшно.
Потому что над всей Германией безоблачное небо. И неподалеку от границы лежит в канаве русский солдат. Один-одинешенек.
Последний русский солдат на немецкой земле.
Я, в общем, не любил Советский Союз и подумывал когда-нибудь из него свалить. Но в тот момент и мысли не было, что я наконец-то свободен, могу спрятаться, просить политического убежища и так далее. Нет, я думал о другом: меня бросили, потеряли, я на чужбине, я остался один! Мама!!!
Родина меня забыла. И даже немцам, которые вполне могли от избытка чувств спереть автомат, или вообще придушить меня на фиг, я оказался не нужен. Ну полный капут.
Я выполз из канавы, жалкий и трясущийся воин могучей Империи Зла, с "калашниковым" и жезлом регулировщика - маленькое несчастное перепуганное чмо, - и побрёл в кабак. Меня колотило от холода и ужаса.
Бармен, ничего не спрашивая, налил кружку пива. Я осушил ее одним махом, буркнул "данке" и вернулся на перекресток.
Через пять минут приехал наш зеленый УАЗ. Меня не забыли. За мной вернулись.
Я бежал к машине и рыдал от счастья..."