В избушке Бабы-Яги: Особенная вещь для избавления от злых сил (1 фото)
— А если вылезу? — поинтересовался Баюн.
— Тоже завяжу.
— Тогда я останусь здесь. Так у меня хоть шанс есть. Опять страдает безвинная душа от притеснений пожилых диктаторов!
— Я тебе хвост с ушами местами поменяю, негодник! — вспыхнула Яга. — Душа безвинная, тьфу! Меня два дня дома всего не было! Зелья где?
— А чего сразу я? — возмущённо засопел Баюн. — Это оскорбительно!
— Потому что кроме тебя тут никого не было.
— Логично. Но всё равно очень обидно. Хоть бы для приличия предположила, что зелья взял кто-то другой. Мне было бы приятно.
— А мне будет приятно сделать из тебя коврик.
Яга взяла в руки метлу и сунула её за печь, махая вверх и вниз.
— Уши! — взмолился Баюн, выбравшись из-за печи и забравшись на окно. — Так, женщина, это уже переходит все границы! Я вызываю тебя на дуэль! Настало время свержения твоего оскорбительного режима!
Его тут же подняло и шлёпнуло об пол.
— Пощады! — захныкал Баюн. — Это всё злые силы! Они шептали мне в ушко, они заставляли меня! Я не хотел продавать твои зелья!
— Хвостом клянёшься?
Баюн задумчиво засопел.
— Нет, — ответил он. — Но не потому, что боюсь, а потому что я и без того всё сказал честно и искренне. Дополнительное подтверждение не требуется.
— Деньги, надо полагать, потратил на сметану?
— На неё, родимую. Но я, бабушка, не хотел! Честное слово — это всё злые силы нашептали! Я вообще, если хочешь знать… это самое…
— Жрал и плакал? — усмехнулась Яга.
— Абсолютно верно! — горячо закивал Баюн. — Ты такая умная! А можно чуть-чуть ослабить моё прижатие к полу? Очень неудобно и лапки затекают.
Яга тяжело вздохнула и пошла к сундуку.
— Никак нельзя ослабить, — ответила она, — вдруг злые силы опять тобой овладеют? Нашепчут ещё чего. Ты же не хочешь навредить, правда?
— Ни в коем случае!
Яга радостно заулыбалась и вынула из-сундука какой-то предмет.
— Что это? — заинтересовался Баюн. — На грушу похоже. Это для чего?
— Особенная вещь, — загадочно ответила Яга, — От любых злых сил на раз избавит.
Она взяла какой-то бутылёк с мутной зелёной жидкостью и сунула в него носик особенной вещи.
— Бабушка, — Баюн начал что-то подозревать, — кажется, злые силы оставили меня.
— Тебе кажется.
Баюн задёргался.
— Нет, точно оставили. Мне думается, что эта особенная вещь их очень-очень напугала. Злые силы никогда больше не вернутся.
— На всякий случай надо, — в глазах Яги блеснул недобрый огонёк. — Чтоб наверняка.
Баюн, окончательно сообразив о предназначении особенной вещи, попытался упасть в обморок.
— Не надо, бабушка! — захныкал он. — Как же я людям после такого на глаза покажусь?
— А ты не показывайся. Зелья зачем продал? И не ври про сметану, я знаю, что ты ничего не покупал.
— Выпусти, — сдался Баюн, — покажу. И спрячь эту особенную вещь, мне дурно от одного вида.
— Нет уж, смотри, — Яга щёлкнула пальцами. — Показывай.
Баюн поднялся с пола, тяжело вздохнул и забрался за печь. Выбравшись, он подошёл к Яге, с недоверием поглядывая на особенную вещь, и протянул лапу.
— Вот. Руку дай.
Яга протянула ладонь. Баюн осторожно положил в неё яблочное семечко.
— Это чего? — удивилась Яга. — Запах вроде знакомый.
Внимательно разглядев семечку, она округлила глаза.
— С молодильного яблочка?
— С него самого, — кивнул Баюн. — Торговец какой-то тут бродил, не местный. Ещё, подлец такой, сначала запросил десять золотых — я зелья продал, пришёл, а он мне заявляет, что цена увеличилась в десять раз в связи с высоким спросом на товар. А я-то знаю, что никто больше семечкой не интересовался! Сожрать пришлось. А монеты тоже за печкой лежат.
— А чего сразу не сказал? — Яга шмыгнула носом и вытерла глаза. — А я тебя метлой.
— А ты бы поверила? Ты бы и слушать не стала, знаю я тебя. Решила бы, что я оправдываюсь так или зубы заговариваю, чтобы избежать справедливого, на твой взгляд, наказания. У тебя всегда так, сначала наказываешь, а потом слушаешь.
Яга с подозрением посмотрела на Баюна.
— Клянусь хвостом! — важно заявил он. — Всё было так, как я говорю. Убирай свою особенную вещь и давай проращивать семечку. Э-э-э! Так, женщина, а ну отпусти меня! Задушишь!
Роман Седов.