Ближайшая деревня показалась километра через полтора. Бесконечный дождь наяривал без устали.
Обернувшись, чтобы не промокнуть, в целлофан, мы, выйдя из автобуса, постучались в крайнюю избу. Дверь открыл заспанный мужик.
Нам переночевать бы! попросился Кипренский.
Переночевать к бабе Фросе, хмуро отозвался мужик. Третья изба.
Целлофановая делегация сиротливо потянулась в указанном направлении.
...После шумового оформления в виде шарканья, кашлянья и пуканья заскрипел засов, и в проеме появилась наша спасительница. Кипренский кратко изложил
ситуацию, и старуха уже было согласилась нас принять, но после успокаивающих слов: "Так что не волнуйтесь, мы артисты из Ленинграда" резко передумала.
Ах, так вы артисты! Не-е-е! У мене ужо тута перяночавали артисьты из Москвы, усюю жилплошшать загадили не пушшу! категорически отказала она.
Вставьте скрываемое содержимое внутрь блока!
Да как же вам не совестно, милая моя! увещевал он старушку. Как вообще можно сравнивать москонцертовскую гопоту, это бесцеремонное московское хамье,
с нами ленинградцами, за спинами которых стоят Растрелли, Фальконе и Эрмитаж. Только самая извращенная фантазия может проводить параллели между этими
столичными фарисеями и нами истинными носителями истинной культуры.
Восприняв страстный монолог Кипренского как бессмысленный набор ранее не слышанных букв и звуков, старуха перекрестилась, махнула рукой и сказала:
Ладно уж! Пушшай заходють, раз такия уфченыя.
Мы ввалились в избу и разомлели от домашнего тепла.
Поесть бы чего, баба Фрося, сказал кто-то. Мы заплатим.
Баба Фрося молча вынесла из погреба банку сметаны, бутылку самогона и буханку черствого хлеба.
В животе после съеденного нетактично заурчало. Вскоре ксилофониста Солодовникова, тридцатилетнего холостяка с "изячными" манерами и прыщавым лицом, некая
таинственная сила властно поманила в сортир.
Солодовников выглянул в открытое окно и ничего нового не увидел за окном лил все тот же постылый дождь, а вожделенный сортир находился метрах в тридцати
от дома. Солодовников томился двояким чувством звериным желанием поскорее добраться до заветного очка и совершенной неохотой выбираться из теплого
жилища. Сначала он попробовал переждать кризисный момент, но организм не захотел пойти ему навстречу.
И тогда ничтоже сумняшеся Солодовников решился на сопротивляющийся всему его "изячному" воспитанию поступок. Стараясь не разбудить спящих коллег, он
тихохонько вытащил из футляра ксилофона несколько газет, расстелил их осторожно в уголке, присел над ними задумчиво в позе роденовского "Мыслителя" и
вскоре благополучно разрешился. А разрешившись, аккуратно собрал газеты с содержимым в мощное единое целое и, как хрустальную вазу, понес к окошку. Дойдя
до окна, Солодовников вполне разумно решил, что баба Фрося будет неприятно удивлена, обнаружив поутру у самого окошка узелок с анонимными каловыми массами.
"Хорошо бы забросить это дело куда подальше!" подумал он. А чтобы получилось подальше, надо бы размахнуться поширше, да вот незадача размахнуться
поширше мешал угол печки. Но ксилофонист Солодовников был, мерзавец, хитер и сообразителен не зря, видать, закончил консерваторию с красным дипломом. Ох
не зря!
Он отошел вглубь, туда, где ничто не могло помешать размаху, и, тщательно прицелившись, по-снайперски метко засандалил узелок точно в центр открытого
окошка. После чего захрапел умиротворенно.
Проснулись мы от страшного крика бабы Фроси.
Обосрали! вопила она во всю мощь уязвленного самолюбия. Усюю жилплошшать обосрали! Усей стенки, усею меблю, усе обосрали, ироды!!! Ногу и ту некуды
поставить, так усе загадили, говнюки!
Старуха не врала то, что еще вчера было уютной, чисто прибранной комнатенкой, сегодня сильно напоминало большую и, мягко говоря, дурно пахнущую
выгребную яму.
Покрасневший ксилофонист Солодовников нервно покусывал пальцы. Он один хранил секрет ночной трансформации то, что он в темноте принял за окошко, на
самом деле оказалось зеркалом. Зеркалом, в котором это самое окошко и отражалось.
Рассказ Ильи Олейникова
Московская история
Павел Павлович умер в метро. Было это как раз между Парком Культуры и Киевской, на кольцевой линии. Он сидел на крайнем сидении, знаете, есть такие, где
может усесться не больше трёх человек? Вообще-то, ему надо было до Белорусской, чтобы потом перейти на "зелёную" линию и поехать домой, на Водный Стадион.
Но домой он не доехал, потому как умер. Собственно говоря, ничего удивительного в этом не было. Человеку семьдесят два года, пусть ещё и крепок умом и
почти крепок телом, но тем ни менее...семьдесят два не двадцать семь...возраст, старость не радость и всё такое...
Поначалу на факт смерти Павла Павловича никто внимания не обратил...хотя слово "поначалу" не совсем подходило, потому как с одиннадцати часов десяти
минут, когда произошла смерть, бренное тело Павла Павловича моталось по кольцевой раз двадцать, а может и больше, пока не начался "час пик". Толпы
пролетариата стали заполнять вагоны дабы вернуться в свои съёмные и приватизированные квартиры с мест трудовой деятельности.
Павел Павлович сидел на сидении, завалившись на бок. Его рука безжизненно свисала ладонью вверх, рот был приоткрыт, обнажая желтоватые коронки. Рядом с
ним из-за брезгливости никто не садился, хотя внутренне возмущались безответственно развалившимся сразу на трёх местах пассажиром. Первой не выдержала
полная дама в драповом пальто и укладкой "шеньон-70-ый год или привет от Мирей Матье".
-Развалился, пьянь...Людям стоять негде, прут и прут...куда прут? А этот нажрался и валяицца...и хоть бы хны...
-Ой, и не говорите...жизни нет от алкоголиков...совсем обнаглели...скоро в метре ваще сесть невозможно будет....- эхом ответила её старушка в оренбургском
платке и большим пакетом "Калинка - Стокмен".
-Мужчины! Хоть выведите его отсюда, совсем у вас ни стыда ни совести...есть тут мужики или нет?-воскликнула, почувствовав поддержку дама в драповом пальто
и шеньоне.
-Да чо ты мать, к деду пристала...ну, выпил маленько, расслабился...очухаецца- сам уйдёт, -произнёс высокий парень в кожаной куртке.
-Он очухаицца, а я тут стоят должэн, да?-возразил мужчина кавказского вида и добавил, -ну-ка, помагай давай, щас на Курской ево высадим, йа ево маму...
-Станция метро Курская, переход на Арбатско -Покровскую линию и станцию Чкаловская,-объявила красивым голосом диктор и двери открылись. Кавказец и кожаный
парень выволокли болтающееся тело Павла Павловича из вагона и непрезентабельно шмякнули на пол. Правда потом парень всё-таки придал телу сидячую позу и
прислонил к мраморной стенке колонны.
У колонны бывший Павел Павлович сидел до десяти часов тридцать двух минут вечера, пока два метрополитеновских милиционера его не увидели. Не спеша они
подошли к нему, пару минут смотрели на мёртвого Павла Павловича, потом тот, что помоложе произнёс?
-Андреич....вроде пьяный, а?
-Нет, бля, трезвый...,-с сарказмом ответил тот, что постарше...,-Ну, что, Митя...в вытрезвитель, чтоль сдавать?
-Бля...Смену сдавать через полчаса...пока отвезём, пока то-сё...меня Марина ждёт...опять бензо-пилу заведёт....может вынесем его из метро и дело с концом?
Возле метро -не наша территория, а?
-Эх...Митя...ладно, что с тобой сделать-то? Давай, хватай его, родимого, -согласился Андреич.
Они подхватили Павла Павловича и поволокли к выходу...начищенные ботинки покойного волоклись по заплёванному полу станции Курская....
Павла Павловича мешком бросили у какого-то забора. Усаживать не стали.
Через полчаса у Павлу Павловичу подошли два бомжа.
-Чойта он?- спросил первый.
-Да ни чо...пьяный, сука, -ответил другой и перевернув тело на спину, залез грязной рукой в карман видавшего виды пальто Павла Павловича. Вынув худенький
кошелёк, он вынул из него три купюры в сто рублей и одну в пятьдесят. Открыв маленький карманчик для мелочи, вытряхнул монетки в ладонь, хмыкнул и молча
побрёл с сторону круглосуточного ларька, где на витрине красовались многочисленные бутылки с пивом. Второй, цыкнув через редкие зубы, также молча побрёл за
ним. Потом, словно опомнившись, вернулся, кряхтя стянул с Павла Павловича ботинки и довольно новые брюки. Ботинки ,рассмотрев повнимательнее, и не найдя в
них для себя проку, выбросил, а штаны, скомкав, сунул за пазуху и трусцой побежал в сторону того же ларька.
Павел Павлович лежал под забором без брюк и босой. Если бы он не умер, ему наверняка было бы стыдно. Но он умер. И стыдно ему не было.
Светало. Бабушка Наташа шла к Курскому вокзалу. Она по вторникам всегда шла к Курскому вокзалу. Там она продавала букетики. Это моги быть тюльпаны. Это
могли бы быть розочки. В зависимости от того, чем торгует сегодня Фуад- добрый толстый азербайджанец, подряжавший таких вот пенсионерок. И ему хорошо, и
бабушкам перепадало на кефир и булочки. Бабушке Наташе было вообще удобно, благо её квартира, которая досталась ей от покойного мужа, Ивана Степановича,
светлая ему память, находилась совсем недалеко от Курского вокзала, ну, может минут десять неторопливой ходьбы.
Пройдя мимо метро и сравнявшись с забором торгового центра, она увидела лежащего на земле мужчину. На мужчине не было штанов и ботинок. Бабушка Наташа
сначала смутилась, увидав такое постыдство, но потом, сердобольное сердце старушки размякло от мысли, что человеку холодно и может, вообще ему нужна
помощь...ну и что, что он пьян? Тоже ведь творение Божье...
Подойдя к нему, она заглянула в лицо Павла Павловича и всё поняла. Именно такое умиротворённо-безмятежное лицо было у её покойного мужа, Ивана
Степановича, светлая ему память, когда он представился прямо в туалете, где имел обыкновение читать газету "Труд", сидя прямо на унитазе... Бабушка Наташа
видела смерть и сразу же её узнала....
Через час место у забора было окружено работниками милиции, зеваки издали пытались что-либо разглядеть, но темп жизни привокзальной Москвы не способствует
длительному стоянию, поэтому текущий поток людей постоянно находился в движении, они останавливались на минуту и их уносило напирающей волной, потом
приходили следующие и их тоже сносило людским цунами...
-А чего без штанов-то? -произнёс один следователь, явно не обращаясь ни к кому...
-А хрен ево знает...может маньяк какой его грохнул, -ответил другой, записывая что-то в блокноте...
-Да он же мужик...да ещё и старый...
-Вот поэтому и маньяк...
-Жалко...старый человек...ему бы дома представиться, в мягкой постели, в окружении родственников и безутешной вдовы...или хотя бы в метро...всё среди
людей....,-произнёс первый следователь...
Второй ничего не ответил.
Павел Павлович тоже.
Кубинский танкист Моралес
Наверное, стоит задуматься...
Группа узбеков работала на сезонных работах в моем поселке. У парня
одного - не то, чтобы нового русского, так - оборзевший средний класс.
В перечень их задач входило выложить плиткой дорожку. Битой плиткой - на
манер мозаики. Для этой работы они привлекли земляка - сгорбленного
старичка, который принялся за работу медлительно, но очень прилежно -
кусочки плитки ложились не просто гармонично, но даже с каким-то
художественным решением. Старичку работа была в радость - он
задерживался допоздна.
И вот, в выходной, когда остальные работники уже ушли, к дому подъехал
хозяин. Он приехал не один - из его иномарки выпорхнуло некое белокурое
создание. Вместе они направились к дому. Старичок оторвался от работы и
отошел в сторонку, надеясь в тайне, что хозяин оценит его работу. Как бы
не так.
- Слышь, цунареф, че долго-то так?! - рявкнул, проходя мимо, молодой
хозяин жизни. И, сочтя, что демонстрация власти была недостаточно
убедительной для дамы, добавил: - Сложи-ка дрова в поленницу! А то уже
неделю валяются!
- Хозяин, но я - каменщик... - с характерным тягучим акцентом попробовал
возразить старичок.
- Слышь, цунареф, я тебе бабки плачу!!! Какой ты каменщик, если неделю
копаешься - дорожку замостить не можешь?!!
И, смачно сплюнув под ноги старику, парень увлек восхищенную барышню в
дом... Старик перевел взгляд на груду дров, потом - на свою тропинку,
потом - снова на дрова... Вздохнув, он принялся за работу.
Утром, весьма довольный собой хозяин вышел на крыльцо. Он сладко
потянулся, одновременно зевая и... застыл в растопыренной позе с открытым
ртом! Прямо посреди участка стояло НЕЧТО. Это был бурого цвета
правильный КВАДРАТ два-на-два метра. Обалдевший парень сделал два шага
вперед, и осознал, что перед ним - ПОЛЕННИЦА! Стоящая сама по себе, без
единой опоры! Мало того - ее верхний край был идеально ровным - гладкие
края поленьев были подогнаны заподлицо. Левая и правая стороны не были
такими идеальными, но, тем не менее, также были очень ровными.
- Цу... Цунареф!!! Ты... Ты... - Хозяин быстрыми шагами направился к сидящему
у стены сарая с опущенной головой старику. - Ты охренел?!!!
С этими словами он толкнул поленницу, намериваясь устранить сие
новообразование... Не тут то было! Поленница даже не покачнулась! Парень
замер и снова удивленно уставился на нее.
- Ты ее склеил, что ли? - то ли спросил, то ли просто подумал он вслух.
Тут он увидел рядом с поленицей колоду, на которую, судя по всему,
забирался старик, чтобы положить верхние ряды. Хозяин вскочил на нее и
дернул полено из верхнего ряда... Полено легко снялось. С обратной (не
гладкой) стороны оно оказалось увенчанным двумя выпирающими сучками.
Парень посмотрел на то место, где оно лежало. Нижний ряд был уложен так,
что его поленья образовывали две малюсенькие ниши, в которые эти самые
сучки вставлялись, как штепсель в розетку...
Парень положил полено на место и перевел взгляд на старика.
- Ну ты... Ты даешь цу... Эй! - Парень спрыгнул с колоды и приблизился. -
Ты... Вам плохо?
Старику не было плохо. Он умер. Уставшим, но довольным.
Парень оплатил похороны. Плитки из тропинки и поленья из поленницы
пронумеровали, сфотографировали и перенесли на кладбище. Там из них
сделали собственно тропинку и ограду вокруг могильного камня. На этом
камне высекли имя, годы жизни, и рельефную Звезду Героя
Социалистического Труда, которую "цунареф", оказывается, получил в
далеком 1955-ом. За "Байконур".
Пьеса
Действующие лица:
ЛМ (Ласковый Мерзавец) - мужчина ср. лет, ср. телосложения, падонак.
ДБ (Девачко-Блондинка) - 23 года, хорошая фигура и внешность, из
приличной семьи, случившиеся в жизни мужчины - сплошь "папики"
носящие ее на руках и сдувающие пыль с ее ног; для разнообразия
познакомилась с ЛМ.
От автора: написать современную пьесу достаточно просто, на самом
деле нужно только зафиксировать разговоры по мобильному: Главное - выбрать с кем и когда.
17.30 (Центр).
- ЛМ: "Алло, привет, какие планы на вечер?"
- ДБ: "Пока никаких, а что?"
- ЛМ: "Приглашают на шашлык, недалеко тут, поедешь?"
- ДБ "Супер! Поеду, а во сколько?"
- ЛМ "21.00 надо быть на месте"
- ДБ "ОК, я после восьми буду на набережной, созвонимся"
20.25 (Центр)
- ЛМ: "Ты на набережной?"
- ДБ: "Да! Немножко занята!"
- ЛМ: "В смысле?!"
- ДБ: "Подружку встретила, зашли в кафе поболтать, перезвони минут через десять!"
20.41 (Центр)
- ЛМ: "Алло, ну что?"
- ДБ: "Все, сейчас едем, мы тут с Викой кофе пьем, заезжай за нами!"
- ЛМ: "В смысле "за нами"?"
- ДБ: "Ну, подбросим ее до дома, а то она на Чуркине живет: Ой, мы тут еще десерт заказали: Ты минут через пятнадцать подъезжай лучше, ОК?!"
- ЛМ: "ОК" (едет домой)
20.52 (Первая речка, ЛМ ставит машину на стоянку, пересаживается в машину друга, едет загород)
- ДБ: "Алло, ты нас ждешь?"
- ЛМ: "Конечно"
- ДБ: "Мы еще немного посидим, ликер заказали: Мы же с Викой неделю не виделись!"
- ЛМ: "Да без проблем"
21.55 (Седанка, ЛМ изрядно выпил, собирается делать шашлык)
- ДБ: "Привет! А тут классно! Мы еще ликерчика заказали: ик: Только дорогой он тут:"
- ЛМ: "Не беспокойся, я за вас заплачу, не стесняйтесь"
- ДБ: "Ну, мы тогда еще и десерт повторим?"
- ЛМ: "Ну, конечно, я пока в машине подожду:"
22.35 (Седанка, ЛМ кушает шашлык и флиртует с девушками)
- ДБ: "Алло! Мы тут Наташку повстречали, она со своим парнем, мы их на Нейбута отвезем?"
-ЛМ: "Конечно отвезем: Угости, их, кстати тоже ликером:"
(Сдавленно ржет)
23.25 (Седанка, все уже в курсе, телефон ЛМ включен на "громкую")
- ДБ: "Ну, мы уже готовы ехать: Ждем тебя"
- ЛМ: "Да, сейчас подъеду: На сколько там счет?"
- ДБ: "Пять восемьсот"
-ЛМ: "Без проблем, ждите"
(Дает отбой, так как народ ржет вповалку)
23.50 (Седанка, люди пьют и танцуют)
- ДБ: "Алло! Ну ты где?!"
- ЛМ: "Да, друга тут встретил, надо поговорить.. Перезвони минут через десять" (Успокаивает бьющуюся в истерике компанию).
00.01 (Седанка, все внимательно смотрят на телефон ЛМ)
- ДБ: "Ну и где ты, тут уже все официанты собрались!!"
- ЛМ: "Ой, извини, я уже сегодня не подъеду, нам с приятелем нужно срочно выгулять его собачку: А она аж на Тихой:Пока! Спокойной ночи, чмоки!"
(Телефон отключается, ЛМ тщетно пытается ловить падающих под стол от смеха друзей)
Секс по нашему
Иван вернулся с работы в приподнятом настроении. С порога он крикнул:
- Клавка! Ты де? Подь сюды, я те подарок приволок!
Из кухни, вытирая руки полотенцем, вышла Клава.
- Шо, поллитру опять? - с сарказмом спросила она.
- Та не-е-е! Во! - Иван изящным, как ему показалось, жестом выхватил из-за пазухи видеокассету. - Видала? Пацаны на работе дали посмотреть.
- Ты что, думаешь, я видик никогда не смотрела? - фыркнула Клава.
- Смотрела, хе-хе, да не такое, - Иван заговорщицки подмигнул и поволок Клаву вместе с кассетой в гостиную. Там он вставил кассету в видеомагнитофон,
усадил Клаву на диван, сам с довольной улыбкой расположился рядом и нажал "плэй".
На экране пошли титры на иностранном языке, из которых Клава не успела ничего прочитать, потом начался собственно фильм. В кадре была видна гостиная, в
центре на диване сидела молодая симпатичная, но на вид прилично потасканная девушка в нижнем белье и прозрачной накидке. Она курила сигарету и делала вид,
что не замечает камеры. В это время раздался звонок в дверь, девушка пошла открывать.
На пороге оказались два довольно крупных мужчины, один из них был негром, а второй наоборот. "Сантехники", догадалась Клава по рабочим комбинезонам на
голое тело и противогазам у них на лицах. Сантехники зачем-то тщательно пощупали девушку и повели ее к уже знакомому дивану. Там они приступили к работе,
причем к сантехнике она имела отношение лишь целенаправленными действиями, связанными с узкими и влажными отверстиями.
По мере продвижения сценария глаза Клавы раскрывались все шире, пока не стали похожи на два блюдца из дореволюционного сервиза Ивановой бабушки,
доставшегося им в наследство прошлой зимой.
- Ой батюшки светы, срам-то какой! - охнула Клава, закрывая глаза ладонями с широко разведенными пальцами, через которые она продолжала следить за
происходящим на экране...
Тем временем трое главных героев превратились в один сплетенный клубок тел, где сантехников можно было узнать исключительно по противогазам, которые они
по-прежнему не снимали. Видимо, из-за токсичности рабочей среды.
Клава наклонилась всем телом вперед, она не могла оторваться от экрана. Иван сидел позади нее с бутылкой пива в руке, за которой он предусмотрительно
сбегал на кухню во время вступительных титров, и подхихикивал в такт телодвижениям актеров.
- Ну че, видала такое, а? А я на работе с мужиками уже насмотрелся. Мы седня вообще считай не работали. Просвещались типа! Гыгыгы...
- Вань... А че они в противогазах-то? - не отрываясь от телевизора спросила Клава.
- Ох, ну и темень же ты деревенская. Не противогазы это, а маски... как их... лайковые... тьфу ты, латексные, точно! Мне Колян объяснил, он в этих делах
сечет. Используется, грит, для разнообразия и экстремальности ощущений во время садо-мазохистских игр, во!
- А-а-а... - Клава внимательно следила за развитием сюжетной линии, уже не закрывая лицо руками. На минутку поставив фильм на паузу, она даже сбегала в
комнату, принесла тетрадку и ручку и стала что-то записывать.
Иван с тревогой следил за женой.
- Э-э, Клав... Ты чего это там пишешь?
Клава лишь отмахнулась от него.
- Ты вообще понимаешь, что это специально обученные актеры? - Иван начал немного нервничать. - Каскадеры! Я, по-моему, негра этого в боевике одном видел,
он там горел. Огнем горел, Клав, натуральным огнем! А теперь тут трудится, и хоть бы хны ему. Раз плюнуть! А вот нормальному человеку это не под силу.
Смотри, он же ее на весу держит! Своим... аппаратом... Да ты понимаешь, что...
- Так, заткнись, пошли. - прервала его Клава. Фильм как раз закончился, она схватила его за руку и поволокла в спальню. Иван упирался как мог, но
совладать с женой, которая была раза в два крупнее его, он был не в состоянии. Ноющий "Каскадеры же!...", он был брошен на кровать. В глазах жены сквозила
холодная решимость...
...Через полчаса они лежали рядом на спине, потные, уставшие и неудовлетворенные.
- Я ж предупреждал. - сказал Иван, - А ты не верила... Каскадеры...
- Да заткнись уже с каскадерами своими! - вспылила Клава. - Это все из-за меня, я знаю... Корова жирная...
- Да ты че, Клав? Какая ж ты корова? Вот Люська из второго подъезда... - он зажевал конец предложения под грозным взглядом жены.
- Слушай, да оставь ты эти кины заморские, прям как роботы там выкаблучиваются. Может мы как обычно? По нашему, по родному? - спросил Иван.
Глаза Клавы засияли.
- Дава-а-ай... Кочегарушка мой! - она перевернулась на живот, встала раком и громогласно объявила: - Внимание! Авария в третьем цехе! Главный кочегар
Петренко срочно вызывается в третий цех!
Иван вскочил с постели и побежал к шкафу, по дороге выкрикивая:
- Петренко вызов принял! Петренко по дороге к месту аварии!
Клава продолжала говорить в подушку голосом Левитана:
- Восьмая печь в неисправности! Срочно требуется вмешательство главного кочегара! Поломка влияет на производительность всего завода!
Иван вернулся к кровати, одетый в старую буденовку и рабочие рукавицы. Заходя с тыльной стороны Клавы и потирая руки, он приговаривал:
- Та-а-акс, ну что тут у нас за неисправность? Вижу, вижу... Жару нет, давление низкое... Придется уголька-то в печь подкинуть, а то ведь не справитесь
тута без меня... - он положил руки на широкие Клавины ягодицы и встал перед ними. - Принимай, страна, рабочий уголь!
