– Вы, Виктор Сергеевич, сами во всем виноваты. Зачем вы с женой так поздно гуляли, да еще в состоянии алкогольного опьянения?
– Да сколько можно повторять, что мы возвращались с женой со дня рождения моего отца. Да и не был я в таком сильном опьянении, чтобы не запомнить этих подонков, устроивших стрельбу на улице.
– Вы мне это постоянно повторяете, как попугай, а результаты экспертизы говорят об обратном. Они свидетельствуют о том, что вы находились практически в тяжелой стадии опьянения, и соответственно не могли ориентироваться во времени и пространстве, что и явилось причиной ваших домыслов о том, кто стрелял в вас и вашу жену.
– Я их запомнил. Это были не русские, возможно кавказцы, и они ехали на дорогой иномарке, черного цвета, тогда я не знал марку автомобиля, но потом посмотрел каталог и теперь знаю, что это был «Майбах». Номеров на нем не было.
– Запомните, Виктор Сергеевич, у нас в стране все россияне, и упоминание о кавказцах, как о преступниках, без весомых доказательств может привести вас к скамье подсудимых по 282 статье УК РФ. У преступности нет этнического лица.
– Да что вы несете? У меня жену любимую убили, а вы меня же на скамью подсудимых хотите посадить! Были бы в той машине проклятой русские подонки или другой национальности преступники, я бы так и сказал. Мне без разницы, какой национальности был стрелявший, я просто видел, что эти молодые сволочи – кавказцы. Просто это лишняя зацепка для органов полиции. Да и кто у нас в стране, кроме них, любит носиться на дорогих машинах и устраивать пальбу на улице?
– Ну конечно, только южные ребята. А вы не думаете, что это могли быть русские, маскирующиеся под кавказцев. Что этим они хотят разжечь национальную рознь, и вы им в этом, возможно просто по не знанию, а может и специально, содействуете.
– Товарищ следователь, вы думаете, что после того, как Лену убили у меня на глазах, я стал бы вводить следствие в заблуждение и этим помогать убийцам? Вы за кого меня принимаете? Вы еще скажите, что я ее заказал. И кстати, мои слова насчет «Майбаха» и его пассажиров можно легко проверить, просмотрев записи камер наблюдения. Вон их сколько понавешено.
– Не учите нас работать, Виктор Сергеевич, все мы проверили, но, к сожалению как у нас нередко бывает, система дала сбой, и камеры в течение часа не работали. Вот заключение нашей экспертизы. Экспертизам-то вы верите, надеюсь?
– Вы знаете, уже как-то не очень, особенно после того, как меня признали абсолютно невменяемым на момент убийства.
– Ну, знаете, это уже переходит всякие границы. Что вы хотите этим сказать? Что мы, успешно прошедшие переаттестацию, не справляемся со своими обязанностями и покрываем преступников?
– Я ничего не хочу сказать. Вы сами все сказали.
– Я? Я ничего не сказал, а вот вы уже достаточно много написали, и я подозреваю, что попытаетесь написать и про это дело. Так вот, в интересах следствия я вас убедительно прошу не делать этого и понапрасну не будоражить общественность. А пока, ваше поведения и слова я списываю на то, что вы еще не отошли от смерти супруги, но в дальнейшем я не собираюсь выслушивать ваши оскорбления. Дело мы возбудили, так что ждите результатов расследования. Вы свободны. Когда понадобится, я вас вызову.
* * *
Карпуков Виктор Сергеевич, тридцативосьмилетний сотрудник газеты «Правовое поле», проснулся с привычным, за последнее время, чувством тоски и безнадежности. Вчерашний разговор со следователем не давал ему покоя. Прошло уже две недели после похорон его супруги Елены, а уголовное дело и не думало двигаться с места. Сам следователь, молодой парень, явно ничего не собирался предпринимать, и по всему было видно, что через некоторое время дело просто сдадут в архив и благополучно о нем забудут.
Была и еще одна проблема. После убийства Лены, его отец, видимо виня себя за то, что в тот трагический вечер не настоял на вызове такси, слег в больницу с сердечным приступом. И сейчас Виктору предстояло ехать к нему, чтобы передать продукты и деньги лечащему врачу на хорошие лекарства. К отцу его пока не пускали. А после этого необходимо было прибыть на работу, в редакцию, где он последние тринадцать лет писал статьи о криминале.
В свое время, Карпуков был очень модным журналистом. Известный правозащитник, радетель приезжих чернорабочих из Средней Азии, борец за толерантность. При его помощи местное МВД избавилось от нескольких оборотней в погонах, пытающихся крышевать свежеиспеченных бизнесменов Северного Кавказа. Правда, по городу ходили слухи, что это настоящие бандиты, и что оперов просто подставило свое руководство, но доказательств не было, а слухи, как известно, к делу не пришьешь. Много Карпуков писал и об уважении обычаев трудовых мигрантов, расхваливал их трудолюбие и даже немного помог на выборах губернатору. При его таланте и восторженному тону статей, о том, как мы все богато заживем при свободном рынке, люди верили ему и полностью поддерживали местную и областную администрации. Так что, можно сказать, Виктор был на короткой ноге с властями, хотя в последнее время отношения немного подпортились. Карпуков взялся писать о модной в это время борьбе с коррупцией, чем и вызвал некоторое отторжение власть имущих. Но Виктора это мало расстраивало, в то время он был полностью погружен в пучину любви с Еленой.
Знакомству их поспособствовала, как раз, одна из разоблачительных статей о поборах местной службы ГИБДД. С Елены тогда вымогали крупную взятку или в случае отказа обещали лишить прав. Видя, что руководство ГИБДД выступает на стороне своих подчиненных, она обратилась за помощью в газету «Правовое поле», и Виктор провел очередное блестящее расследование, в результате которого вымогатели были с треском уволены из органов. Виктор получил премию и стрелу амура в сердце, ну а Лена вернула права, веру в справедливость и обрела преданного поклонника, а впоследствии и мужа.
И вот теперь все закончилось самым нелепейшим образом. Пьяные джигиты, проезжая по ночному городу, устроили стрельбу, и Елена теперь была мертва, отец в больнице почти на пороге смерти, а следствие явно не хочет ничего предпринимать. У многих при такой ситуации опустились бы руки, особенно, у простого человека, не имеющих связей в верхах, но Виктор был далеко не прост, и выступать в роли бесправной жертвы, он не собирался. Для начала он решил провести свое собственное расследование, а заодно описать свою беседу со следователем. Предупреждение о возможных негативных последствиях он просто проигнорировал.
Появившись в редакции, он сразу прошел к главному редактору, принимая по дороге к кабинету шефа соболезнования от сотрудников газеты. Главный принял его очень приветливо, предложил даже фирменного коньяку, но, увидев, что Виктор настроен работать, сразу взял быка за рога и поинтересовался его дальнейшими планами.
Карпуков быстро обрисовал суть будущей серии материалов по своему журналистскому расследованию. Но, к его удивлению, шеф почему-то не проявил большой заинтересованности, и, сказав, что горе – горем, но сейчас про засилье кавказцев в исконно русских городах писать не рекомендуется, и что можно запросто загреметь по 282 статье, предложил проводить расследование в свободное от работы время. Но в случае, если Виктор документально докажет, что это были именно представители маленьких, но гордых народов, то так и быть – он рискнет и поставит материал в газету и, даже возможно, на первую полосу. А пока он предложил заняться накопившимся за время отсутствия Виктора материалом, в частности, увеличившимися случаями бытовых драк и квартирных краж.
Сказать, что Карпуков ошалел от таких речей главного редактора – не сказать ничего. Это был удар, с ноги ниже пояса. Сначала он хотел даже нагрубить главному, но вовремя одумался, ведь какой-никакой, но шанс вывести убийц на чистую воду ему все-таки оставляли. Не такой, как он себе представлял, но все-таки шанс. Холодно попрощавшись, он вышел от шефа и, взяв у секретаря материалы, отправился к себе в кабинет изучать документы.
В течение следующих трех дней, Виктор разрывался между работой, больницей и собственным расследованием. Шеф ежедневно требовал отчета, и вообще казалось, что важнее драк по пьяной лавочке в этом городе ничего не происходит. Своими делами Карпукову пришлось заниматься уже после работы, но и в этом направлении он наткнулся на глухую стену. Имея неплохие отношения с местной кавказской диаспорой, он обратился к старейшинам, стараясь посильнее надавить на чувство справедливости, но все его слова оказались не услышанными. Да, ему сочувствовали и даже обещали помочь, но Виктор видел, что все это сплошное лицемерие и помощи он здесь, в лучшем случае, не дождется, а в худшем – его просто прикончат. Затем он встретился со знакомым из ФСБ, но и тот, внимательно выслушав Виктора, лишь развел руками.
– Извини, дружище, но раз это были кавказцы, то тут я тебе помочь не могу. У нас негласная установка их не трогать.
– Да какая, к дьяволу, разница – кавказцы это или русские, хоть инопланетяне!!! Они убийцы, вот что главное!!!
– Короче, думай, что хочешь, но помощи ты здесь не найдешь, по крайней мере, в этом городе. Да, и не вздумай мои слова где-нибудь опубликовать. Это не угроза, это просто дружеский совет.
А через три дня отец Виктора скончался в больнице. Перед смертью он пришел в сознание и, на удивление твердым голосом, попросил дежурную медсестру, дежурившую возле его постели, передать Виктору несколько слов.
– Ваш отец просил вам передать, чтобы вы обратились к Семену Григорьевичу со своей проблемой. Телефон найдете в старой записной книжке. Где она лежит – вы знаете.
Немного помявшись, она добавила:
– Вы знаете, он был в ту минуту, как будто лампочка. Та, перед тем как перегореть, ярко вспыхивает. Весь такой бодрый, твердый, я прямо обрадовалась, подумала, ну ж он-то точно выкарабкается. А он сказал и умер. Жуть просто. Я даже…
– Больше он ничего не говорил? – резко прервал медсестру Виктор, но тут же смягчил тон. – Вы извините, просто к похоронам готовиться, времени не хватает.
– Да, да. Конечно. Еще он сказал, что у вас появился шанс.
– Шанс? Какой шанс?
– Я не знаю, он не успел закончить. Вот, собственно, и все. До свидания и… держитесь.
– Спасибо, – пробормотал Виктор, погруженный в собственные мысли.
Жить не хотелось. Сначала Лена, теперь вот отец. Больше у Карпукова никого из родни не осталось. Матери Виктор не помнил (она ушла, когда он был еще слишком мал), дедушка и бабушка с ее стороны тоже не проявляли особенных чувств к внуку. Родители отца скончались в возрасте 70 лет, задохнувшись газом, и никто не знал, произошло это случайно или было самоубийством. Виктор, как ни странно, склонялся ко второй версии, он слишком хорошо помнил деда (сурового мужчину), тщательно следившим за порядком в доме, и поверить в то, что тот мог лечь спать, не проверив вентиль газового баллона, Виктор просто не мог.
После похорон Виктор запил по-черному. Закупив ящик водки и много закуски, он отключил телефоны и погрузился в алкогольное затмение. Несколько раз к нему кто-то приходил и утомительно долго звонил и стучался в двери, но он никого не хотел видеть. И вскоре от него все отстали. В голове кроме сакраментальной фразы: «За что мне все это?», никаких мыслей не было, да и ответа тоже. Со всеми у него были вполне добрые отношения. То, что благодаря его последним статьям, органы полиции немного очистились от негодяев, так зло должно быть наказуемо, и многие это оценили. Он никогда не подличал, не подставлял ближнего своего, не лез по головам и вообще был очень толерантен. Так почему все это случилось именно с ним и его близкими? Вопрос в никуда.
А через неделю запоя Виктору приснился отец. Находились они вдвоем в отцовской квартире, и отец, молча, укоризненно качал головой и крутил в руках свой старый телефонный справочник. Затем он аккуратно положил его на стол и тихо, как и при жизни, произнес:
– Хватит мучить себя дурными вопросами, на которые нет ответа. Позвони. Времени у тебя осталось в обрез, дня три. Надо решать вопросы, если ты, конечно, захочешь. Но в этом твой шанс.
– Какой шанс? – выкрикнул Виктор.
– Позвонишь – узнаешь, – почти прошептал отец и далее, ни слова не говоря, вышел из комнаты.
Тут в комнате как-то сразу потемнело, и Виктор уснул в своем сне.
Проснулся он на удивление свежим. Встав с дивана, он оглядел загаженную за неделю квартиру, потер заросший подбородок и принялся за уборку. Часа через два квартира сияла, а сам Карпуков, помытый, гладко выбритый и одетый в костюм и свежую белую рубашку, совсем не напоминал ушедшего в запой человека.
На работу идти было уже поздно, поэтому он поехал на квартиру отца, чтобы, наконец, исполнить его последнюю волю. Сон хоть и не шел у него из головы, но никакой практической пользы от него он не видел.
«Наверное, отец кому-то остался должен или обещал чего после смерти, вот и приснился. Вот ведь педант, как при жизни, так и после нее», – Виктор невольно усмехнулся. Сам он ни в сны, ни в призраков никогда не верил, а тут вот на тебе, почему-то проникся. Но хоть из загула выбрался.
Зайдя в квартиру, он, не разуваясь, прошел в кабинет отца и обнаружил записную книжку ровно на том месте, куда ее тот положил во сне. Ну, это тоже можно было списать на подсознание. Взяв ее в руки, он быстро нашел нужный телефон и, немного помявшись, набрал номер. Через пару гудков в трубке раздался немного глухой, но властный голос:
– Я слушаю. Представьтесь, пожалуйста.
– Это Карпуков Виктор. Сын Сергея Ивановича.
– Здравствуйте, Виктор. Давно жду Вашего звонка. Нам необходимо встретиться и желательно сегодня. Время поджимает.
– Вы извините, Семен Григорьевич, но в чем, собственно, дело? Отец Вам должен остался денег или что-то другое? – решил уточнить Карпуков.
– Да нет, дело не в Сергее, а в тебе. У тебя, я слышал, есть проблема, которую ты не можешь разрешить? Так что, если есть желание этот вопрос обсудить – милости прошу подходить к 22-00 в один трактирчик, «Хронос» называется, – и Семен Григорьевич назвал адрес, – скажешь на входе, что пришел ко мне, – и по-военному коротко закончил: – Всё. Жду.
Виктор хоть и знал практически все рестораны и кафе своего города, но о таком услышал впервые, да и название довольно странное для трактира. Хотя после того, как он увидел магазин под названием Лимбо, что в переводе с английского значит «преддверие ада» и еще несколько вариантов тоже нерадостного значения, кроме одного – вест-индийского танца с элементами акробатики, то удивляться уже не приходилось.
* * *
Ровно в 22-01 Виктор подошел по указанному адресу. Если бы он точно не знал, что здесь находится трактир, он бы ни за что не догадался о его наличии. Располагался «Хронос» в подвальном помещении дома сталинской постройки, вход имел неприметный, вывеска с названием тускло светилась, и случайный человек вряд ли обратил бы на нее внимание. Было видно, что хозяина или хозяев внешний вид заведения нисколько не интересует. Спустившись вниз по ступенькам, Виктор толкнул массивную облезлую дверь, но она оказалась заперта. Внезапно из двери раздался вежливый, но безо всяких эмоций голос:
– Что вам угодно?
Присмотревшись, Карпуков обнаружил возле двери решетку домофона.
– Я к Семену Григорьевичу. Виктор Карпуков. Он мне встречу назначил, – скороговоркой произнес он.
Через секунду, дверь без малейшего скрипа неторопливо открылась, и, сделав несколько шагов вперед, Виктор очутился в небольшом вестибюле. К нему тут же подошел крепкий молодой человек в строгом костюме и, ни слова не говоря, провел в зал.
Зал был небольшой, всего на шесть столиков, стоявших в заметном удалении друг от друга. Все было довольно стандартно, не считая множества часов, висящих на стенах. В дальнем от входа углу стояли поражающие воображение старинные часы. Присмотревшись, Виктор обнаружил, что идут они в обратную сторону, и про себя подумал: «Что-то перегнули они с оригинальностью».
Прямо под часами сидел пожилой человек, лет шестидесяти восьми, и лениво ковырял вилкой салат. То, что это был именно Семен Григорьевич, сомневаться не приходилось, ибо кроме него в зале больше никого не было.
Подняв голову, он тяжелым взглядом окинул вошедшего и неожиданно улыбнулся, моментально превратившись в доброго дядюшку.
– Ааа, Виктор, проходи, присаживайся, – он протянул руку, указывая место перед собой, – заказывать что-нибудь будешь? Рекомендую шашлык и вино красное.
– Да нет, спасибо. Мне воды, пожалуйста, минеральной холодной, ну и салат из свежих овощей, – он повернул голову к непонятно откуда появившемуся официанту.
Через несколько минут заказ был исполнен. Сделав глоток ледяной воды, Карпуков, наконец, обратился к Семену Григорьевичу:
– Извините, а откуда вы моего отца знаете? Я вроде со всеми его товарищами был знаком, а вас что-то не припоминаю.
– Да по службе мы друг друга знали, но не по той, по которой он пенсию получал. В общем, не суть это важно, сейчас проблема в другом.
– В чем другом? Ах, ну да, просто вы меня немного ошарашили, про другую службу. Отец просто мне никогда даже не намекал ни на что такое.
– Да ты не переживай. Мы все давали подписку, и не в твоих интересах было бы что-то знать. Постоянно под колпаком находиться, да и с выездом за границу много вопросов возникло бы. В общем, не было ничего. А теперь по твоему вопросу, – тут Семен Григорьевич наклонился под стол и, мгновенье спустя, выпрямившись, положил перед Карпуковым тонкую папку с завязанными тесемками.
– Что это? – Виктор отрешенно посмотрел на папку.
– Да ты не бойся, открывай. Может, признаешь кого, – вкрадчиво произнес собеседник.
Виктор аккуратно развязал тесемки и открыл обложку. Внутри находились фотографии каких-то молодых людей кавказской наружности. Он начал перебирать фото, и тут его взгляд зацепился за черную иномарку.
– Неужели тот самый? – воскликнул он, и теперь уже более внимательно начал всматриваться в лица молодых людей. – Точно, вот этот и стрелял, а вот этот орал что-то не по-русски. Как вы их нашли, и кто они такие? – почти со слезами в голосе спросил он у Семена Григорьевича.
– Там дальше вся информация про них и их семьи, – неожиданно жестким голосом произнес тот. – Только не думаю, что тебе это пригодится.
– Почему? – растерянно спросил Карпуков. – Вот ведь фотография автомобиля, по любому она на кого-нибудь из них записана, да и вы, как я понимаю, что-то можете подтвердить в суде.
– Ты что, правда, веришь, во что говоришь, или из образа журналиста все выйти не можешь? – презрительно осведомился Семен Григорьевич. – Тебя в полиции практически открытым текстом послали, в редакции тоже, смотрю, не шибко бросились помогать. Да и что ты ментам предъявишь – эти фото? Так на них ничего такого нет, чтобы к делу подшить.
– Ну, я же узнал машину и стрелявшего, – возмутился Виктор.
– А про освидетельствование свое ты забыл? Тебя любой адвокат с потрохами сожрет. Да и не будет ничего, вернее, будет, но совсем не то, чего ты добиваешься. Взбодрил ты всех немного, конечно, и, как ни странно, этим себя обезопасил. Убивать тебя сейчас не станут, слишком много будет вопросов, да и не надо это никому. Полицаям лишний глухарь, слухи разные, которые в нынешнее время могут кому-нибудь на руку сыграть. Даже твое самоубийство. В общем, суд будет, только судить будут каких-нибудь отморозков, которым пожизненное светит, и сознаются они во всем, потому что предъявлять их будут за непреднамеренное убийство, и лет так через пять выйдут ребята по амнистии какой или там по УДО. И всем будет от этого хорошо. Кроме тебя, естественно.
– И что вы предлагаете, если все так плохо, как вы говорите? – злобно спросил Виктор, не поверивший ни одному слову старика.
– То, что злишься – это хорошо. Только не на меня надо злиться, а на себя и на других, кто страну к такой ситуации привел. А я тебе предлагаю решить вопрос не по закону, тем более, такому гнилому, а по справедливости.
– Это как? Убить мне их, что ли? Вы с ума сошли, я смотрю, тут от старости, – выпалил Карпуков и собирался уже покинуть трактир, но вслед ему донесся насмешливый голос:
– Документики захвати, дома почитаешь на досуге, а про убийство я тебе ничего не говорил. Если согласишься выслушать мое предложение, звони. Возможно, не я отвечу, но встречу тебе обязательно назначат.
Виктор на несколько секунд задумался, но папку всё же схватил и через минуту выскочил в удушающую жару августовской ночи.
Карл энд Сон ©
