Город, пропитанный горем (41 фото)

В Ярославле серое небо и дождь. Осенний, сильный, с резким ветром, такой, который, кажется, будет идти всегда. Первое, что слышишь, выходя из вагона поезда на мокрую платформу, голос из динамика: «Уважаемые болельщики ярославского «Локомотива», прощание с членами клуба проходит в универсальном культурно-развлекательном комплексе «Арена-2000». Проезд – автобусами номер…»

Автобуса ждать некогда, прыгаем в такси. «Ужас, девчонки, что творится, - говорит пожилой водитель, имея в виду то ли ливень, то ли все остальное, и добавляет, - я постараюсь высадить вас, как можно ближе, там ведь все перекрыто». Пока едем, он несколько раз связывается диспетчерской, чтобы узнать, по каким улицам открыто движение. Пробок, о которых парой часов раньше писали информагентства, уже нет.

- Правда, что в городе раскупили все цветы?

Таксист пожимает плечами.

- Да нет, вроде, вон, смотрите сами, слева магазин цветочный, есть в витрине цветы. Правда, выбор уже…

Я не вижу магазина, дождь заливает стекла, поэтому верю водителю на слово. Он действительно подвозит нас максимально близко к арене, останавливается там, где нельзя. Мокнущий под дождем полицейский отворачивается.

Люди идут и туда, и оттуда. В шарфах и бейсболках с символикой «Локо». С флагами. Туда идут с цветами, обратно с тяжелыми серыми лицами. Идут мальчишки-школьники, идут старушки. На улице очень тихо. Люди почти не разговаривают.




Конец очереди ищем несколько минут. Знаем, что стоять не меньше часа. Очередь движется очень медленно. Периодически от входа в арену раздается скандирование: «От-кры-вай! От-кры-вай!» Народ пропускают медленно, небольшими группами. Говорят, с утра очередь двигалась быстрей.

Голос из динамика просит успокоиться: церемония не заканчивается.

Мимо проезжает машина с «синим ведром». Приехал Путин, молчавший на тему катастрофы двое суток. Те, кто ближе к дверям, недовольны. Кричат нелицеприятное для премьера, хотя он их, конечно, не слышит.

Стоим, мокнем, молчим, ждем. По всему периметру арены – цветы. Каждый клочок пространства – стихийный мемориал.

Как только дождь начинает затихать, люди зажигают свечи. Они горят недолго, дождь снова усиливается.

Прошло полтора часа. Кортеж с мигалками уезжает. Очередь начинает двигаться все быстрее, даже как-то слишком быстро. И вдруг двери арены закрываются окончательно. В очереди остается человек четыреста-пятьсот. Им никто ничего не объясняет, к ним никто не выходит. Их не пускают внутрь. Люди начинают стучать в стеклянные двери, кричать, скандировать, срываясь на слезы.

«Это наша команда! Пустите нас проститься, пидорасы! Вот цена вашим обещаниям!» - надрывно кричит взрослый мужик с флагом «Локомотива». Дождь уже кончился, но по его лицу текут капли.

«Вахруков – пиздобол!» - кричит не слышащему его губернатору молодой парень. Старушка с двумя розами все еще надеется: «Нет, должны пустить, они же обещали, что все смогут попрощаться…»

По оценкам МВД, через арену прошли сто тысяч человек. Разве не свинство не пустить последних пятьсот?! Это задержало бы церемонию максимум минут на десять.

Нет, все действительно зависит не от организации, не от каких-то условий и обстоятельств, а от конкретных людей и их решений. Наш таксист взял с нас на полтинник меньше, «забыв» о надбавке за предварительный заказ. А «бомбила», привезший к арене болельщиков омского «Авангарда», содрал с них 450 рублей вместо положенных за это расстояние ста пятидесяти.

Дождь начался снова. На Волжской набережной, как и обычно в субботний день, множество свадебных лимузинов. Здесь, кажется, совсем другой город. Но это только кажется.

Ресторан «Собрание» - визитная карточка города, сюда водят иностранных туристов – встречает нас приглушенным светом, эмблемой хоккейной команды в рамке и горящей перед ней поминальной свечой.

На Леонтьевское кладбище после того, как разъехались родственники погибших, пускают всех желающих. Людей не очень много. А вот полиции много, почти столько же, сколько тех, кто пришел попрощаться с «Локомотивом». Больше всего народу у могилы Ивана Ткаченко.

Очень режет – и даже не взгляд, а сердце – количество пьяных в хлам мужиков, истово крестящихся перед могилами и валящихся на цветы и венки, истерично рыдающих молодых, накачанных алкоголем девок, кидающихся на могилы, и кликушествующих старух. Скверное ощущение.

«Я, кажется, здесь один трезвый», - говорит в телефонную трубку мужчина лет пятидесяти. Он, конечно, не один. Трезвые, здоровенные мужики, плачут, как мальчишки.