Дело было где-то на ближнем востоке. Повадились израильтяне бомбить арабскую пусковую установку. Причем получалось y них это весьма удачно. Идут 12 Фантомов на малой высоте, никто их не видит. Перед самой точкой ПВО делают горку, сбрасывают все, что есть, и быстренько уходят. Hаши арабские друзья ничего сделать не успевают. Очень уж быстро Фантомы появляются, бомбят, и исчезают. Hеделю ЗРК восстанавливается. Через неделю опять прилетают Фантомы и все повторяется. Одному нашему советнику все это надоело. Позвонил он своему приятелю — артиллеристу и попросил выделить ему на пару дней «Град». Поставили этот «Град» в самый центр батареи, навели в небо и стали ждать. Обнаглевшие евреи опять, как по расписанию, прилетают бомбить точку. Как всегда делают горку, переходят в пике… И тут наши Ба-Бах!.. из всех сорока стволов. Кругом взрывы… В небе — 12 парашютов. Как потом оказалось, ни один снаряд так и не попал в самолет. Hо летчику-то все равно, что в него летит - болванка с тротилом или ракета ЗРК. Вот они все и подергали, кто за что успел. После этого случая долго Фантомы не прилетали бомбить нашу точку. Все разбирались, как это они смогли сбить сразу 12 самолетов?..
Не всем одинаково полезна...
Притча
Сантехник Михалыч с помощником Виталиком устанавливали новый немецкий унитаз. Работа уже подошла к концу - чудо забугорной техники монументально возвышалось в типовой уборной, сияя белоснежным фаянсом и полированной фурнитурой. Приглушенное глиссандо наполняющегося санфаянса услаждало слух после многочасовой кропотливой работы. Лучи точечных источников света дробились в сверкающей оплетке металлизированных шлангов мириадами радужных искр.
- Ну все! - удовлетворенно крякнул Михалыч. - Принимай работу, хозяин!
- Готово, мужики? Ну, молодцы! А ну-ка... - дядька в потертых трениках вытеснил Михалыча из уборной и закрыл за собой дверь. Раздалось натужное кряхтение, плеск и шум спускаемой воды.
- Ну, вот, блин... - сморщил нос Виталик.
Михалыч назидательно поднял палец:
- Ибо волшебство созидания всегда несравнимо прекраснее рутины повседневного пользования. Ну, а нам, скромным труженикам, - Михалыч приподнял в руке полученную за работу бутылку, - остается лишь некоторое удовлетворение от успехов!
В метро.
Сегодня в метро какой-то японец сдержанна посмеиваясь и извиняясь на ломаном русском попросил разрешения меня сфотографировать. Я согласился, но спросил почему. Оказалось что его развеселило сочетание: кулаки у меня разбиты и на костяшках уже давно обитают "набойки", но в руках у меня была книга... "Риторика. Искусство убеждать."
Наблюдательный народ эти японцы.
Гинекология. Врач. Дама с положительным тестом.
Дама:
- Не может быть!- Не может быть! Мы с мужем предохранялись!
Врач (по привычке, умудренный опытом):
- Как? Презервативы, контрацептивы?
Дама:
- Ну, муж надевал презерватив, и у нас происходил половой акт.
Конгениально.
Врач:
- И дальше? Презервативы рвались?
Дама (уверенно):
- Да нет.
Врач (очень умудренный опытом):
- А что дальше?
Дама:
- Потом мой муж снимал презерватив, завязывал его...
И что бы вы думали? мы с моим благоверным обычно отправляем в мусорку.
Но! Не все так просто...
Врач (видимо, наученный многолетним стажем продолжает допрос и задает
гениальный вопрос):
- А дальше?
И дама ВЫДАЕТ:
- Потом мой муж брал молоток....
Ни фига себе продолженьице...
- ... и несколько раз сильно бил по нему молотком.
Врач (судя по всему, в полном....):
- ЗАЧЕМ?!!
Дама (невозмутимо, с чувством снисходительного превосходства):
- Ну как зачем? Чтобы убить сперматозоиды!
Так и представляю сперматозоидов, уворачивающихся от молотка и
предсмертные хрипы погибших...
Врач (от удивления подбирающая челюсть с пола, уже из спортивного
интереса):
- А дальше?
Дама (все так же снисходительно):
- ... развязывал презерватив...
ИМХО, мужику уже только за это памятник поставить надо - попробуйте-ка
развязать презерватив на досуге...
Врач:
- И?!!
Дама (апофеозит):
- И впрыскивал мне сперму обратно.
Врач (стонет):
- ЗАЧЕМ?!!
Дама (с удивленным возмущением от тупости гинеколога, просто обязанного
знать прописные истины):
- Потому что сперма очень полезна для женского организма!
Занавес.
Летний дождь
(*Память уже не жалит, мысли не бьют по рукам*)
… На солнцепеке находиться просто невозможно. Жара парализует и лишает воли. Кажется, что вот-вот стечешь в туфли. Летние брюки и светлая футболка кажутся горой одежды и весят почти тонну. В тени по крайней мере едкий пот не льется в глаза и мир вокруг не плывет. Но тени на перроне нет, он весь безжалостно простреливается солнечными лучами. Спрятаться можно было бы с той стороны состава. Но надо находиться с этой.
Впрочем, в этом пекле есть свой плюс. Мысли вялые и сонные, чувства и эмоции притуплены. Я смотрю на тебя почти равнодушно, и даже твое тело, так недавно сводившее меня с ума, выглядит далеким и чужим. И вполне обычным. Хоть и прикрыто легким белым (почти прозрачным) летним платьем. А учитывая, что я знаю каждый квадратный миллиметр твоего тела, можно сказать, что не прикрыто совсем.
(*Я тебя провожаю к другим берегам*)
Я смотрю на тебя почти равнодушно и думаю о том, что сейчас ты уедешь. Возможно, навсегда. Может быть, я никогда тебя больше не увижу.
Раскаленный плацкартный вагон скорого поезда унесет тебя вдаль. Пожалуй, ты будешь смотреть в окно и плакать. Ты будешь вспоминать все, что было между нами и снова и снова думать, не ошиблась ли. А я наконец-то уползу с этого остоебенившего перрона, спущусь в прохладу тоннеля, дойду до первых торговцев, куплю банку ледяного, только из холодильника, пива, и буду долго катать ее по пылающим лицу, плечам, рукам, груди … А когда банка почти полностью отдаст вожделенный холод, сяду на скамейку и опустошу ее.
Женщины очень тонко чувствуют взгляд сквозь них.
- Ты здесь? – спрашиваешь ты.
Сил хватает на слабый кивок.
- Я тебе не мешаю тут? – твои губы обиженно подрагивают. Я вяло думаю, что ты можешь разреветься и до того, как поезд тронется.
- Нет … - терпеть не могу твоих слез. Это жалкое и унизительное мучение – соглашаться с любым твоим бредом, лишь бы ты перестала плакать.
- Ну тогда ответь, пожалуйста.
Епта! Ты что-то спросила? Неужели я опять прослушал твой вопрос? Блядь. Блядь, блядь и блядь.
Дальнейшее мы проходили сто тысяч раз. «Эээ, я отвлекся – повтори вопрос, дорогая?» «Как это отвлекся? Я говорю о таких важных вещах, а ты отвлекся?» В нынешнем случае пожалуй будет – «Я уезжаю, слышишь, уезжаю, а ты опять не здесь? Да пошел ты на хуй, мудак! На хуя ты вообще приперся меня провожать, ублюдок?» - Ну и так далее, с неизменными финальными слезами.
Ты смотришь на меня вопросительно. Похоже, я пропустил еще что-то.
- Да, - наугад говорю я.
- Что «да»? – я гляжу на твои ресницы и понимаю, что ты уже в полной боевой готовности.
И начинаю заводиться.
(*Ты – перелетная птица, счастья ищешь в пути*)
- Все уже сказано и пересказано тысячу раз. Зачем опять начинать?
- Так я и знала, - делаешь вывод ты. – Ты меня никогда не любил.
Блядь! Началось!
Я открыто гляжу на часы, отмечая, что до отправления поезда – три минуты.
- Я тебя не задерживаю? – насмешливо говоришь ты. – Небось уже на радостях блядей своих пообзванивал, мол, сука уезжает – все ко мне?
- Нет у меня никаких блядей, - автоматически отвечаю я и осекаюсь. Почему я опять оправдываюсь? Ну почему?
Я нагло смотрю тебе в глаза.
- Но мысль хорошая. Не подскажешь парочку подружек?
Ты удивленно, коротко и глубоко вдыхаешь.
- Очень жаль, - говоришь ты. – Очень жаль, что ты действительно оказался мудаком. А ведь я тебя любила …
Ты всхлипываешь.
- Если бы любила, - говорю я, - ты бы никуда не собиралась.
Это уже выстрел. Это уже началось желание зацепить.
- Если бы ты любил, - возражаешь ты, - ты бы хотя бы попытался меня остановить.
- Хуясе вы, бабы, странный народ, - говорю я с ежесекундно усиливающейся злостью. – То свободу вам подавай, то на цепь сажай …
- Ну почему же сразу на цепь-то? – уже почти кричишь ты.
- Уезжающие, заходим в вагон. – говорит проводница. Наверное, ей надоело слушать очередную семейную ссору. Наверное в поезде вы с ней сядете и наебенитесь водярой по самое не балуйся. Под отличную закуску в виде разговора про мужиков-козлов.
Ты осекаешься и пристально на меня смотришь.
- И что – даже не поцелуешь на прощанье? – говоришь ты.
- Там, - машу я рукой вдаль, - найдется кому тебя поцеловать, не так ли?
Ты разворачиваешься на каблуках и молча запрыгиваешь в вагон.
(*Приходишь, чтобы проститься и снова уйти*)
Я бы не выдержал. Приблизиться к тебе, почувствовать твое тело, вдохнуть твой запах … Сердце резко сжимается и начинает ныть. Ты уезжаешь. Возможно, навсегда. Я тебя больше не увижу.
Лучше считай меня мудаком, девочка моя. Считай меня сволочью. Так тебе будет легче, любимая.
Прощай.
Поезд медленно проплывает мимо меня.
Как хорошо, что жара.
Ведь побежал бы догонять.
А так – лениво.
Я плетусь к тоннелю.
Пытаясь сообразить, что это – пот или слезы?..
***
(*Летний дождь, летний дождь начался сегодня рано*)
Гроза собралась в какие-то минуты, как это часто бывает летом. Только что невыносимо парило, душило спёртым горячим воздухом, выматывало тающий организм – и вдруг над городом громыхнуло, и в пыль шлепнулись первые крупные капли.
Я подставляю лицо небесной воде.
«Люди постыдно бежали, сверкая коленками
Спрятавшись, слышат победный литавр перезвон.
С неба в юпитерах молний спускаясь шеренгами
Армии капель штурмуют зонтов бастион…»
Кто это писал? Когда? В прошлую эпоху? Тот, кто когда-то был мной?
Я ловлю себя на том, что почти ни о чем не думаю. Просто стою и ощущаю ливень.
(*Летний дождь, летний дождь моей души омоет рану*)
«Гром протрубил о начале стихии правления.
Птиц распугал, разогнал по щелям комарье.
Дождь, на жару обозленный до остервенения
Струями-розгами хлещет нещадно ее…»
Поднимается ветер, и становится холодно в мокрой одежде. Ежась, прячусь под навес остановки. Я о тебе почти не думаю, прикинь? Почти не думаю. О тебе. Вот сейчас вообще не думаю. Забыл тебя, видишь? Уже забыл. Не успела ты уехать …
Может, правда кому-нибудь позвонить? А впрочем, ну на хуй. Не хочу сегодня никого видеть.
Потому что все равно буду видеть тебя, с кем бы ни был.
(*Мы погрустим с ним вдвоем у слепого окна*)
Гроза уходит столь же внезапно, как и появилась. Выглядывает солнце, и над асфальтом появляется пар. Мир наполняет легкая влажная свежесть.
Транспорт ждать влом, и я не спеша иду вдоль дороги, потягивая пиво из банки.
Может быть, я ошибся? Может быть, не так все было плохо? Может быть, действительно не надо было тебя отпускать?
Отношения портились с каждым днем.
Еще чуть-чуть – и мы начали бы друг друга ненавидеть.
А я не хочу тебя ненавидеть, любимая.
Может быть, так больнее, может быть, так более жестоко, но все нужно было прекращать.
Кому нужно?
Кому?
(*Летний дождь, летний дождь шепчет мне легко и просто*)
«Когда войдет в распахнутые двери
То, что могло бы, но не может быть,
Тогда поймешь – останется поверить,
И примешь – но останется простить.
Поверить – от заглавия до точки.
Простить – от «ненавидя» до «любя».
И робко прикрывать ладонью строчки
И быть собой – хотя бы для себя …»
(*Что придешь, ты придешь, ты придешь, но будет поздно*)
Увижу ли я тебя еще раз? Почему-то хочется верить, что да, увижу. Почему-то хочется верить, что я буду весь такой успешный и счастливый, а ты уставшая, замотанная и непохожая на себя. И ты скажешь «черт, как же я ошиблась». Мне почему-то все равно, прав ли я. Мне хочется думать, что ты не права.
«Она любит, когда ты не пьян,
Обожает когда ты приносишь зарплату,
Помнишь все ее важные даты
И стучишь молотком по гвоздям.
Она любит грузить по утрам,
И футбол, переключенный на мелодраму
Ты согласен во всем с ее мамой
И не смотришь по сторонам.»
Я невесело усмехаюсь.
«Ты узнаешь ее из тысячи.
Пурум пурум пурум
Ее образ на сердце высечен …
Пурум пум.
Ты узнаешь ее из тысячи
По слезам, по соплям, по жалобам,
Ее образ на сердце высечен
Несмываемым штампом паспорта …»
Я смеюсь, размазывая по лицу стекающие с мокрых волос капли.
Надо ж было такое придумать.
А тебе, кстати, я этот ремейк не показал тогда.
Испугался, что ли?
(*Несвоевременность – вечная драма, где есть Он и Она*)
Я запрыгиваю в автобус. Он едет медленно, но я и не тороплюсь. Я пью пиво и смотрю в окно. Отдыхая от предшествовавшего твоему отъезду двухнедельного непрерывного скандала.
Сейчас, когда я знаю, что меня встретит тихая квартира, на душе спокойно и пусто.
На глаза почему-то постоянно попадаются места, где были Мы. Сколько времени мне понадобится, чтобы смотреть на них без эмоций.
Я закрываю глаза и спешно их открываю, потому что ты возникаешь в сознании так быстро, что я не успеваю ничего предпринять.
Я тяжело дышу и едва не уронил банку.
Первым делом нужно напиться. Ужраться до чертиков. На недельку. По капле выдавливая твой образ. И заменяя его алкоголем.
Я мечтаю о том времени, когда переболею, и буду вспоминать о тебе с легкой улыбкой. Вспоминая нашу общую жизнь как светлое время. Теплое время.
Сейчас еще ничего. Я еще совсем недавно тебя видел.
Скоро начнется ломка. Я где-то читал, что за долгое время вместе возникает физическое привыкание, как к наркотику.
Одежда на мне высыхает.
Жарко, но меня бьет озноб.
Я выхожу из автобуса и затариваюсь в ларьке ящиком пива.
На сегодня должно хватить.
***
(*Ты перестанешь мне сниться скоро совсем, а потом*)
Я просыпаюсь от того, что мне плохо. Невыносимо мутит, я протягиваю руку, хватаю недопитое пиво, и, переборов отвращение, пью.
После короткого приступа тошноты становится легче.
Пить перед началом рабочего дня – бесспорно моветон, но шопаделать. Пока я еще не заебал окончательно начальство своей «семейной драмой», пользуюсь моментом.
Впрочем, не так уж это и «бесс порно моветон». Ибо мое порно дрыхнет рядом, посапывая в подушку.
Глажу ее по голове. Порно просыпается и очаровательно хмурит лоб.
- уууу, - стонет она. – Нельзя так пить.
Я подаю ей пиво. Она морщится, но пьет. Потом смотрит на меня.
- Я вчера переборщила, - жалуется она.
- Да я тоже. – говорю я.
- Не надо нам было этого делать. – тихо говорит она.
Ага, значит, помнит, что я ее выебал. Интересно, насколько точно и полно. Ну извини, дорогая, шлюх принципиально не ебу. Так что попала ты под раздачу.
Мне не хочется ничего говорить, и я молчу ей в ответ.
Она, смущаясь, вылезает из-под одеяла, одевается, и пошатываясь, бредет в ванную.
Я провожаю ее взглядом.
Любая порядочная девушка иногда хочет побыть распутной, вопрос в том, насколько часто это «иногда». Если удается поймать ее в момент провала в блядство – гарантировано, что будет нечто фантастическое. Как вчера, примерно.
Думаю, теперь она будет меня избегать. То, что нужно.
Я откидываюсь на подушку и закуриваю.
(*Новой мечтой загорится остывший мой дом*)
- Я могу рассчитывать на твою порядочность? – осторожно спрашивает она.
Бля, щас я все бросил и побежал рассказывать твоему мужу. Вероятно, чтобы не отходя от кассы выгрести в ебальник. Мазохист, ага.
- Конечно, можешь, - силюсь ласково улыбнуться я.
- Я не такая, - оправдывается она, и выглядит это просто смешно. Не оправдывайся, девочка. Не порти о себе впечатление. Твое вчерашнее «ааааа, еби меня, сильнее!!!» выглядит честнее и гармоничнее.
- Я знаю, - говорю я, думая, как бы поскорее свернуть разговор и отправить ее домой.
- Правда, - говорит она и хлопает ресницами.
- Кофе будешь? – спрашиваю я, меняя тему.
- Да, - и она рада смене темы.
(*Что от любви любви не ищут – ты с годами поймешь*)
Я стою на кухне, раскладывая в чашки сахар и кофе. Хоть мне уже легче, время и алкоголь лечат все, мысли иногда возвращаются к тебе. Особенно по утрам.
Интересно, тебя так же ебут? Ты тоже кричишь «аааа, глубже»? Тоже упоенно, взахлеб сосешь чей-то хуй? Просишь поаккуратней с попой?
Что тебя не устраивало? Что? Нет, конечно, я сотню раз был ознакомлен с подробным списком претензий, но так и не смог найти главного, истинного. И до сих пор не могу.
Чайник щелкает выключателем.
Я наливаю в чашки воду.
Порно смотрит на меня испуганно. Поздняк метаться, девочка. Не пей больше столько. Сама же наверняка знаешь, что «пьяная баба – пизде не хозяйка» ©. Будет тебе урок впредь.
- Ты была великолепна, - ободряюще говорю я, и она смущается окончательно.
- Мне, - запинаясь, говорит она, - мне … тоже … очень … но … не надо больше, ладно?
Да не буду я больше. Угомонись. Я, конечно, мудак, но не настолько. По крайней мере, хочется верить, что не настолько.
- Ладно, проехали.
- Спасибо.
Откуда в женщинах столько краски?
(*Ну, а сейчас ты не слышишь, и тебя не вернешь*)
Домофон играет заебавшую дебильную мелодию, поэтому я резво выскальзываю из подъезда и быстрее запираю дверь.
Лето потихоньку уходит, и уже не встречает с утра надасфальтным маревом.
Я смотрю на небо. Похоже, сегодня опять будет дождь.
Стоять на остановке лениво, и я сразу ловлю такси.
Начинается сорок четвертый день.
Без тебя.
***
В работе использована песня И. Талькова "Летний дождь" и отрывки из моих старых стихов. Все персонажи рассказа выдуманы, хотя что-то общее у героя и автора, конечно, есть
***
© Хренопотам
Модератор
Лето выдалось жарким.
В зале деревенского клуба было душно и накурено. Председатель колхоза, Степан Тимофеич, восседавший за столом на сцене, постучал ручкой по графину с водой.
- Тишина! Товарищи, тише, пожалуйста - председатель попытался перекричать общавшихся колхозников.
После нескольких неудачных попыток это сделать, Тимофеич взмолился:
- Митрофановна!
Огромная доярка, выполнявшая функции секретаря собрания, взяла в руки метлу и спустилась в зал:
- А ну тихо, блять! - метла просвистела над головами сидевших в первом ряду.
В зале воцарилась тишина.
Митрофановна оглянулась на председателя:
- Начинай, Тимофеич.
- Итак, на повестке дня один очень важный вопрос. - Тимофеич заглянул в бумажку и по слогам прочитал, - "Проблемы использования глобальной компьютерной сети Интернет жителями деревни Букиной".
- Пиздец, - прошептал кто-то в тишине зала.
- Попрошу не выражаться на собрании! - председатель снова постучал по графину. - Какие будут предложения по существу вопроса?
Тракторист Феофанов поднял руку, робко косясь на Митрофановну.
- Слышь, Тимофеич, а што такое "ентырнет"? - запинаясь, произнёс тракторист.
- Погоди, Феофанов, не перебивай. - Председатель отхлебнул воды из графина и продолжил, - Из райцентра нам привезли компьютер и подключили в него ентернет. А вот что такое ентернет, и как мы его будем пользовать, нам расскажет наш юный гений Федька Лопухин.
Лицо председателя озарилось счастливой улыбкой. Он окинул взглядом зал.
- Федька, а ну выходь на сцену. Выходь, выходь.
Деревенский парень Федька про интернет читал в книгах, которые привозил из райцентра его младший брат. А потому сильно сомневался в успехе своего выступления. Но зато он был единственным в деревне обадателем компьютера. И твёрдо был уверен, что операционная система Windows 3.11 - лучшая в мире.
- Ну, это... Короче... - волнуясь, начал своё повествование Федька, - Интернет - это огромное хранилище информации.
- Это как бабка Нюра чтоли? - заржал Васька, местный кузнец и гроза молоденьких доярок, но тут же умолк, наткнувшись на взгляд Митрофановны.
- Вся информация в интернете хранится в цифровом виде и выводится на экран компьютера... - начал Федька погружение в дебри компьютерного ликбеза.
Через час порядком охуевшие букинцы стали тихо выть.
- В общем, чтобы всё это понять, нужно поработать с интернетом, - закончил свою лекцию Федька и оглянулся на дремавшего председателя, - У меня всё.
Зал облегчённо выдохнул.
- Ну а какие у тебя предложения будут, Фёдор? - Тимофеич зевнул.
- Я предлагаю открыть собственный портал деревни Букиной в интернете! - радостно провозгласил юный гений, - Ну там, чтоб с форумом, галереей и остальными прибамбасами!
- Ну и нахуя? - заёрзал на месте дед Тарас, у которого в бане была припрятана литруха самогона.
- Чтобы общаться в сети, - несмело ответил Федька на вопрос, сам толком не понимая, зачем деревне Букиной интернет-портал.
- Ага! - вскочила тётка Марья, - мужики и так вон с пятницы по понедельник общаются не просыхая, а теперь ещё будут в какой-то портал уходить?! Ну уж хуюшки!
- Да погодь, Марья, не шуми! - председатель, которому вскоре предстояло делать отчёт об использовании букинцами халявного интернета, вылез из-за стола. - Парень дело говорит!
Шум в зале нарастал. Народ не желал мириться с приходом в их жизнь высоких технологий. Митрофановна с трудом поддерживала порядок.
Степан Тимофеич, гневно сверкнув очами, закричал:
- Так, блядь! Чтоб через месяц все умели пользоваться етернетом! Федька составит график, и все по очереди будете учиться! А ты, Федька, - уже мягче продолжил председатель, - срочно делай деревенский портал.
На следующее утро деревня проснулась от истошных воплей Анфиски, доярки средних лет, которая ползала в ограде на коленях, пытаясь ухватить мужа за ногу.
- На кого ж ты меня покинул?! Подумай о детях! Да чтож это делается, люди добрые!
- Не горюй, Анфиска, - Петруха, с суровой решительностью на лице, пытался высвободить ногу из объятий жены, - Даст Бог - вернусь. О детях позаботься. Да и люди вам не дадут пропасть, коли что со мной...
Петруха шел осваивать интернет. Он был первым в графике, составленном Федькой...
Месяц спустя, в помещение клуба, где был установлен компьютер, люди входили уже без опаски. А многие - с нетерпением. Федькин график был забыт, и к компьютеру выстраивалась живая очередь.
- Стой, стой! Ниже прокрути! - дед Тарас выглядывал из-за широкой спины Петрухи, - Ух ты, какие у ней сиськи! Гыы. А у этой, ты глянь, пизда лысая!
- Да тихо ты, дед, - Петруха, сидевший за компьютером, опасливо поглядывал на дверь, - вот запалят нас тут за ентим делом - лишат на два дня доступа!
- Давай дальше! - радостно переминаясь с ноги на ногу, шептал Фефанов, - Ого! Вчетвером одну?!
- Ааа... гыыыы блять, - не выдержал дед Тарас и громко заржал.
В дверях появилась Митрофановна...
- Я тебе говорил, не шуми?! - обиженно ворчал Петруха в сторону деда Тарса, выходя из клуба, - Теперь точно два дня без ентернета будем.
- А Митрофановна то, Митрофановна - ну чистый зверь! - возмущённо размахивал руками Феофанов.
- Мадыратор, хуле! - потирая отшибленную метлой задницу, уважительно молвил дед Тарас.
Митрофановна села за компьютер и набрала в адресной строке браузера "bukina.ru". Нужно было почистить срач в серьёзных топиках, найти что-нибудь интересное в сети. Дел было много.
© ZooPhil
