Война дворцам (фото)

Детройт — единственный из современных городов, который пытается продавать свои развалины Голливуду в качестве фона для различного рода антиутопий и мрачных сцен преступлений. И, пожалуй, единственный город мира, который обязан своими руинами не военным конфликтам, а экономическим и социальным катаклизмам.

По обилию руин с Детройтом трудно конкурировать — в нем примерно 80 000 полуразрушенных и заброшенных зданий. В центре города стоят пустые небоскребы с выбитыми стеклами. Их не сносят главным образом потому, что у города на это нет денег. Кроме того, некоторые владельцы зданий предпочитают сохранять ветхие постройки в надежде, что земля в центре рано или поздно подорожает. Что касается преступности, то когда одного кандидата в мэры попросили объяснить, почему в Детройте в последние годы сокращается число убийств, тот мрачно ответил: «Просто больше некого убивать».

Что же произошло с процветающим центром автомобильной промышленности?

Первое фото: В 1920-х годах в Детройте было шесть грандиозных танцплощадок. Одна из них — Vanity Ballroom, построенная в стиле ар-деко с использованием элементов ацтекского орнамента. В 1930-1940-х здесь выступали лучшие биг-бенды Америки, включая оркестры Дюка Эллингтона и Бенни Гудмана. Этот зал можно увидеть в фильме «8 миля» о Детройте 1990-х

НЕМНОГО ИСТОРИИ
Поселение в самом начале XVIII века создали французы на проливе, соединяющем два озера — Гурон и Эри (le detroit и означает пролив). В 1805-м город сгорел дотла. К этому времени президент Томас Джефферсон назначил эксцентричного чудака Августа Вудворта верховным судьей штата Мичиган. Вудворт объявил Детройт столицей и нарисовал для него идеальный план в стиле французского классицизма, похожий на тот, что за несколько лет до того разработал для Вашингтона архитектор Пьер Шарль Ланфан, а также и на тот, что примерно на век раньше предложил для Санкт-Петербурга Жан Батист Леблон.
Природа в классицизме должна быть побеждена и рационализирована, деревья и кусты пострижены и превращены в геометрические фигуры, дорожки спланированы с помощью циркуля и линейки. Эта традиция имеет самое прямое отношение и к расцвету Детройта как автомобильной столицы мира, и к его упадку, поскольку руины можно считать возвращением из рациональной культуры обратно в хаос.

История Детройта XX века тесно связана со словом «фордизм». Это слово придумал, сидя в фашистской тюрьме, итальянский марксист Антонио Грамши. Оно, в свою очередь, связано с термином «тейлоризм», который в 1920-1930-х годах был в большой моде в СССР. Идея Фредерика Уинслоу Тейлора состояла в том, что следует рационализировать природу — рабочий должен делать не естественные для себя движения, а научно обоснованные, что в отдельных случаях позволяет повысить производительность труда на 400%. Тейлоризм стал фордизмом, когда Генри Форд принял систему Тейлора и шокировал деловой мир, начав платить рабочим на своих конвейерах неслыханную для начала XX века зарплату: пять долларов в день. И это не было благотворительностью. Во-первых, возросшая производительность обеспечивала солидную прибыль, во-вторых, рабочие стали покупать те самые машины, которые они производили.

Библиотека имени Марка Твена названа в его честь стараниями дочери писателя Клары Клеменс, жены дирижера Детройтского симфонического оркестра. Здание, построенное в 1940 году в готическом стиле, в 1998-м было закрыто на реставрацию, но с тех пор так и стоит с заколоченными окнами

Фордовский рабочий превратился в счастливого робота, спародированного Чарли Чаплиной в фильме «Новые времена». Примеру Форда последовали другие промышленники: Додж, Крайслер, Паккард, — и город стал превращаться в цветущую метрополию. Рационально расчерченный Вудвортом план стал заполняться рационально спроектированными фабричными зданиями, большинство из которых построил архитектор немецкого происхождения Альберт Кан. Тот самый Кан, который был автором революционной методики конвейерного проектирования и построил в СССР крупнейшие Сталинградский и Челябинский тракторные заводы. По его технологии были возведены более 500 важнейших промышленных объектов первой пятилетки. Если вдуматься в эту цифру, становится ясно, что советская индустриализация напрямую связана с идеологией тейлоризма. Советской цензуре, будь она до конца последовательной, чаплинский фильм, в котором зло высмеивались фордизм и тейлоризм, следовало бы запретить.

15-этажная гостиница Lee Plaza была построена в 1929 году. Позднее из-за финансовых проблем отель не раз менял «профессию», а одно время использовался даже как дом престарелых. Окончательно закрылся в начале 1990-х годов

Тейлоризм, помноженный на фордизм, привел к неслыханному расцвету американской автомобильной промышленности. В 1960-х годах 9 из 10 автомобилей, проданных в Америке, были сделаны в Детройте и его окрестностях. Когда на рынке появились первые японские машины, ничего кроме смеха они не вызывали — уродливые, маломощные (не то что двухтонный «Форд-Гэлакси» с двигателем 400 л. с), хотя и очень дешевые. Как же получилось, что сегодня на американских дорогах японские машины составляют большинство? Существует несколько объяснений: а) японская модель бизнеса предполагает длительную лояльность работника своему предприятию, в то время как фордизм видит в работнике придаток к конвейеру; б) во всем виноваты профсоюзы, добившиеся столь высоких зарплат, что американские автомобили перестали быть конкурентоспособными; в) во всем виноваты менеджеры, платившие себе гигантские бонусы. Надо думать, правильны все.

ИЗ КНИГИ ИЛЬИ ИЛЬФА И ЕВГЕНИЯ ПЕТРОВА «ОДНОЭТАЖНАЯ АМЕРИКА» (1936)
— Сэры, — сказал мистер Адаме, внезапно оживившись, — вы знаете, почему у мистера Форда рабочие завтракают на цементном полу? Это очень, очень интересно, сэры. Мистеру Форду безразлично, как будет завтракать его рабочий. Он знает, что конвейер все равно заставит его сделать свою работу, независимо от того, где он ел — на полу, за столом или даже вовсе ничего не ел. Вот возьмите, например, «Дженерал Электрик». Было бы глупо думать, сэры, что администрация «Дженерал Электрик» любит рабочих больше, чем мистер Форд. Может быть, даже меньше. А между тем у них прекрасные столовые для рабочих. Дело в том, сэры, что у них работают квалифицированные рабочие и с ними надо считаться, они могут уйти на другой завод. Это чисто американская черта, сэры. Не делать ничего лишнего. Не сомневайтесь в том, что мистер Форд считает себя другом рабочих. Но он не истратит на них ни одной лишней копейки. <...>
В парикмахерской на Мичиган-авеню (улица Детройта. — Прим. ред.), где мы стриглись, один мастер был серб, другой — испанец, третий — словак, а четвертый — еврей, родившийся в Иерусалиме. Обедали мы в польском ресторане, где подавала немка. Человек, у которого мы на улице спросили дорогу, не знал английского языка. Это был грек, недавно прибывший сюда, прямо к черту в пекло, с Пелопоннесского полуострова. У него были скорбные черные глаза философа в изгнании. В кинематографе мы внезапно услышали в темноте громко произнесенную фразу: «Маня, я же тебе говорил, что на этот пикчер не надо было ходить».

БУНТ
Генри Форд не любил евреев, о чем не уставал повторять в издаваемом им еженедельнике «Независимый Дирборн». А к черным относился доброжелательно и охотно брал их на работу. В Детройте постепенно возник черный средний класс, который был представлен в конгрессе, судебной палате и прочих учреждениях города и штата. Детройт долгое время считался образцом расовой гармонии. Но внезапно выяснилось, что за фасадом благополучия скопилось много взрывчатого вещества.

Все началось в воскресенье 23 июля 1967 года. Полиция заявилась в бар, нелегально торговавший алкоголем. Подобные заведения еще со времен антиалкогольных кампаний XIX века называли «слепыми свиньями». К удивлению полицейских в этой «слепой свинье» оказалось не два десятка черных, как они предполагали, а примерно в четыре раза больше — люди пришли отпраздновать возвращение двух солдат с вьетнамской войны.

Кинотеатр компании «Юнайтед Артисте», построен в стиле испанской готики. Развитие телевидения и появление мультиплексов сделало кинотеатр убыточным, и в 1974 году он закрылся.

Полицейские забрали всех. Когда арестованных увезли, успевшая собраться толпа начала бить стекла, переворачивать машины и грабить магазины. Беспорядки постепенно охватили весь город, и Детройт запылал. В подавлении бунта участвовала национальная гвардия и федеральные войска. Правда, с войсками вначале возникла заминка. Президент Линдон Джонсон заявил, что пошлет военные подкрепления, только если губернатор Мичигана Джордж Ромни квалифицирует происходящее как восстание. Позже выяснилось, что Джонсон подзабыл конституцию — войска он имел право послать и без «восстания». Нерешительность президента понятна — он, столько сделавший для десегрегации и защиты гражданских прав, никак не ожидал от черных такой «черной» неблагодарности.

Разгон черных в Детройте после устроенных ими беспорядков. 1960-е годы.

Бунт был подавлен через пять дней. Результат: 43 убитых, 467 раненых, 7231 арестованный, 2509 сожженных или разграбленных магазинов, 388 семей без крова, 412 зданий, подлежащих сносу. Общий ущерб — от 40 до 80 миллионов долларов (в сегодняшних ценах — от 250 до 500 миллионов). Но самое главное — бунт значительно ускорил бегство белого населения в пригороды (которое началось еще в 1950-е годы), вызвавшее цепную реакцию: резкое сокращение налоговых поступлений в городскую казну и соответственно урезание всех социальных и градостроительных программ, что, в свою очередь, привело к еще большему оттоку белого населения. Отношение к черному бунту у белых жителей города разное. Одни объявляют черное большинство нецивилизованным и неспособным к самоуправлению сбродом. Характерный пример — песня подпольной городской рок-группы «Рассерженные арийцы»:
«В этом городе видишь только почерневшее гетто — Вот что бывает, если ниггеров выпустить на свободу, Они жгут свой город и убивают друг друга, Сжигают дотла брошенные дома».

Спроектированный Альбертом Каном завод Packard Motor так понравился Генри Форду, что он заказал тому же архитектору проект собственного завода. Дорогие машины «Паккард» не выдержали конкуренции на рынке, и в 1958 году завод закрылся

Другие усматривают в поведении черных заговор. Первому чернокожему мэру Детройта (1974-1993) КолмануЯнгу приписывают лозунг: «Белые — вон из города!» В стенограммах его выступлений действительно слова «Вон из города!» отыскались, правда, относились они не к белым, а к «жуликам и грабителям, неважно с черной или белой кожей».

К 1980 годам белое население из Детройта практически исчезло, а оставшиеся черные наконец осознали, что живут в руинах, далеко от заводов (которые тоже к этому времени выехали за пределы города), без шансов найти работу, без социальных услуг и медицинского обслуживания, с разрушенной системой образования, без будущего. Надо было найти виновных. И сегодня большинство черного населения города пребывает в убеждении, что нынешняя ситуация — результат заговора белых.

Изменение структуры населения Детройта с 1930 по 2000.

На самом деле обе теории заговора являются коллективными фантазиями. У бунта 1967 года не было организаторов и вдохновителей, он вспыхнул стихийно, но отнюдь не беспричинно — рост дискриминации, сегрегации (расового разделения), агрессивности полицейских (преимущественно белых), ограничения при приеме на работу, при поступлении в учебные заведения и тому подобное переполнили чашу терпения черного населения.

Бегство белых в пригороды тоже не было ни запланированной акцией, ни уникальным детройтским феноменом. По мнению некоторых исследователей, это реакция части белых на десегрегацию и особенно на знаменитое решение Верховного суда США по делу «Браун против Совета по образованию» (1954), фактически поставившее вне закона сегрегацию в школах. С другой стороны, черные активисты справедливо напоминают, что бегство белых в пригороды стало возможным только потому, что федеральное правительство вкладывало начиная с 1950-х годов огромные деньги в строительство системы хайвеев. Нельзя также не согласиться с французским социологом Лоиком Ваканом, который, увидев развалины Детройта, заметил: «Это не естественный процесс. Этому позволили произойти — в Европе такое было бы невозможно. Если бы 80% жителей Детройта были белыми, а не черными, то что-то было бы сделано, так или иначе средства бы нашлись».
И все-таки «позволили произойти» и «заговор» — совсем не одно и то же.

Дом банкира Уильяма Ливингстона (1893) был построен 23-летним Альбертом Каном еще до того, как он стал знаменитостью

РЕНЕССАНС
Попытку возродить былое величие Детройта власти предприняли сразу после подавления бунта. В 1977 году было закончено строительство Ренессанс-центра по проекту Джона Портмана. Сооружение, выдержанное в типичном для этого архитектора стиле, представляет собой 73-этажный цилиндр гостиницы (это самая высокая гостиница в мире), окруженный четырьмя 39-этажными башнями офисов. Позднее к нему были добавлены еще две 21-этажные башни. Сегодня это один из самых больших в мире офисных комплексов общей площадью 511 000 м2.

Но как попытка возрождения городской среды проект не состоялся. Сегодня он производит странное впечатление: среди руин высится гигантская неприступная крепость в стиле хай-тек. Привлечь в город капитал тоже не удалось. Единственными инвесторами, откликнувшимися на призыв, оказались владельцы казино. Но игровой бизнес не решил ни одной из проблем. Белые жители пригородов стали приезжать в центр, но с самим городом они старались соприкасаться как можно меньше — парковались на охраняемых стоянках, оставляли свои деньги в охраняемых казино, а потом быстро уезжали обратно в свои пригороды. Не пополнили казино и городской бюджет. Почти все они принадлежали иностранцам или жителям других штатов, так что доходы уходили на сторону.

Значит ли это, что Детройт обречен на вымирание? С одной стороны, ясно, что города так называемого «ржавого пояса» Америки никогда не вернутся во времена расцвета 1950-х, главным образом из-за глобализации. Кризис 2008 года показал, что, если бы не государственное вмешательство, американская автомобильная промышленность с большой вероятностью вообще бы исчезла с лица земли. С другой стороны, какие-то признаки возрождения появляются. И здесь есть смысл упомянуть проект Хайдельберг.

В 1986 году художник Тайри Гайтон начал украшать мрачные фасады полузаброшенных домов на улице Хайдельберг разноцветными кружочками и аппликациями. В 1990-х власти дважды порывались уничтожить эти инсталляции, но проект уцелел, а в 2008-м даже представлял страну на Венецианской биеннале

Естественная реакция городских властей на руины — все снести и построить заново. Поэтому когда местный художник Тайри Гайтон попытался превратить руины улицы Хайдельберг в то, что критики назвали политическим метакомментарием, власти быстро ликвидировали этот «комментарий» бульдозерами. Объект, созданный Гайтоном, был одновременно и живописью, и скульптурой, и дизайном, и инсталляцией. Заброшенные дома, ржавые автомобили, брошенные телевизоры, пылесосы и холодильники складывались в причудливые композиции и раскрашивались в яркие цвета. Хайдельберг стал привлекать туристов — своих и иностранных, а сам автор получил несколько международных наград. Этот проект разрушает традиционные представления о конфликте черных и белых. Тайри Гайтон — черный. В совете директоров проекта больше белых, чем черных. Главные защитники проекта — международная художественная элита. Среди противников — местное черное население, которое хотело бы жить в нормальных, отреставрированных, а не раскрашенных в дикие цвета домах.

Сейчас городские власти и Тайри Гайтон заключили перемирие. Проект Хайдельберг не только восстановлен, но и стал распространяться на близлежащие улицы. Не исключено, что он создаст больше проблем, чем решит, и все-таки — если город сумеет взять на вооружение то позитивное, что несет в себе проект Тайри Гайтона и его друзей, возрождение Детройта, возможно, станет реальностью. Не будем забывать, что лозунг города Speramus meliora, resurget cineribus, впервые прозвучавший в 1827 году, означает: «Надеемся на лучшее и воскреснем из пепла».

ВОКРУГ СВЕТА, АПРЕЛЬ 2010.