История о журналистах, заложниках, «показных» учениях, памятнике Яну Смиту, о том, что бывает на самом деле, а чего не бывает, и том, как надо себя вести. Рассказ передан в точности так, как записан, с минимальными правками. Записывался в неофициальной обстановке, в ходе застольной беседы со стимулирующими напитками и вдохновляющими закусками. Публикуется с полного согласия автора.
Из официальной прессы: «Представитель контртеррористического центра МВД в ходе своего выступления напомнил об ответственности СМИ перед обществом и предостерег от необдуманного "вброса" информации, который может нанести непоправимый вред.
Основные занятия завершатся комплексными учениями по практической отработке учебного материала, где некоторые из репортеров будут выступать в роли заложников, а другие будут выполнят свои привычные функции или станут контролировать правильность выполнения всех действий. На итоговые учения собираются приехать министр внутренних дел Нургалиев, генеральный секретарь ОДКБ Бордюжа, а также представители администрации президента России, ФСБ и других ведомств».
…Это был апрель 05 года, по-моему. 4 апреля 2005 года. Как раз после Беслана, когда в очередной раз выяснилось, что журналисты ни хера не умеют работать с нами и когда выяснилось, что журналисты ни хера не понимают, как надо себя вести в зоне проведения спецопераций. В очередной раз. Первый раз был на «Норд-Осте», когда НТВшная пара «отличилась» со снайперской «лёжкой», второй раз момент был как раз на Беслане. Ну, там был полный «зачОт», сам помнишь. И тогда, когда был очередной подъём большого сотрудничества между ОДКБ СНГ и российскими силовиками, был такой момент, там тогда Бордюжа развернулся в полный рост – и тогда решили, что надо проводить регулярные большие семинары по обучению журналистов поведению в зоне спецмероприятий. Это было по инициативе Бордюжи, «силовые» пошли навстречу, ну, т.е. МВД развернулось лицом к народу. Т.е. не то, что народ достал просьбами – это была инициатива ровно от «силовиков». О том, что, ребята, давайте мы с вами поработаем чуть-чуть, ну потому что, сколько ж можно-то! Задолбали…
Долго решали, где все это будет проводиться, и решили, что межведомственный, международный Центр по подготовке по терроризму-экстремизму и прочим «-измам» – будет в самый раз. А, учитывая, что на одной точке сидел наш Центр по терроризму, там же сидел международный Центр по подготовке миротворцев, и там же сидел Центр по подготовке «наркоты», ну, в общем, база удобная, от Москвы недалеко, все под руками, можно работать. К тому же, в общем, специальность-то наша.
Пригласили туда энную ораву журналистов, писучих и снимучих, там все были, там была немеряная орава журналистов из Белоруссии, как ни странно. Значит, им неделю давали лекции, с такими, полу-практическими занятиями, ну, не то чтобы в «поле», но… показывали, рассказывали, объясняли, учили, грубо говоря. И для них зачётом должна была быть большая «показуха», оно же практическое занятие. В ходе которого энная часть журналистов, большая часть, могла бы спокойно отработать все полученные навыки и умения в оперативном штабе: о том, как это освещать, как с кем разговаривать, и как НЕ мешать «силовикам» работать, где стоять, где не стоять. Ну а отдельные активисты, и те, у кого очень много адреналина и жить просто так неймется – те могут побыть в качестве заложников. Заодно понять – каково это. Опять же, Беслан у всех на слуху, ну и далее везде. Вот, первый опыт был как раз апрель 05 года.
Я как сейчас помню: погода была – говно редкостное, снегу было, ну, «по глубину великой еврейской реки Иордан», то бишь, по самые яйца. Температура то ли минус пять, то ли минус шесть, а проводилось это у нас, и по легенде учений, там первая часть была «захват заложников и удержание их в отдельно стоящем живом доме сельской застройки». Там как раз у нас домики были одноэтажные… о, с домиками была отдельная история! Домики достались в наследство с советских времен, когда-то это была «выставка достижений ГУИНа» — зэка идут навстречу людям! Ну, да, музей ГУЛАГа, гыгы. Это по идее, по планам МВД на 1990-е годы Союза ССР, зэки должны были вот такими всяческими разными домиками снабжать наше народонаселение на дачах. А домики там были хорошие, их там было то ли семь, то ли восемь типов, двух- трех-этажные, быстро возводимые, все совершенно разной планировки. Для отработки действий групп – песня, то, что надо! Ну а поскольку времена смутные, электричества там нету, тепла там нету, холодно-голодно, благо, что снега внутри нет.
А нас когда «накачивали» перед всем этим делом – была команда, что типа работать по полной программе, но без открытого членовредительства. Т.е. следов не оставлять – а если оставляете, то аккуратно. Значит, нам дали женщину-психолога, штатного, которая должна была сидеть со всеми нами там, внутри, на случай если вдруг у бедных заложников «сорвёт крышу». С ней же рядом женщина-медик со всем набором лекарств всего и вся. Ну, им команда – нам не мешать. Т.е., если совсем ж… — тогда да. А так – смотрите, наблюдайте. Брал нас тогда… а, воздушный ОМОН брал, родной и любимый, куда ж без него. Командиром только-только стал Б***, а он же долгие годы был «замбоем» (заместителем по боевой подготовке). «Замбоем» он был идеальным – нормальный мужик, вдумчивый, адекватный. И это был первый год его командирства – он и мужиков дал, и снарягу дал, без проблем все было.
Ну значит крайний день у журналистов, наша «показуха»-отработка… кто хочет быть? Вызвались две какие-то девки, одна из них, как сейчас помню, была корреспондент…то ли «Православная Русь», то ли ещё какая-то религиозная газета, ну что-то вот такое вот, ну, типа «Русь изначальная». Какое она имела отношение к нам – так никто и не понял. Но у этой «Руси изначальной» папа был при больших погонах, это уж потом выяснилось.
А там как, там подход к этому домику, где мы с ними должны «веселиться», стоит весь этот журналистский пул, камеры, туда-сюда, выходит генерал, дескать, уважаемые журналисты – кто хочет? «Ликероводочный завод – два человека». Ну, вылезают эти две: а можно мы, а можно мы? Их к нам в цепкие лапы, тут же «мамочку» (шапочку-маску) на морду дырками назад, морду вниз, пинок под зад – полетели. И – вылезает журналистик этот с телевидения. Весь из себя такой на понтах, приталенные джинсики, х*ё-моё, типа – ну, покажите мне Беслан. А в оцеплении стоял как раз воздушный ОМОН, первым, у них как раз такой Гриша был. Щитоносец. Он на себе «Забор» (штурмовой щит) таскал. «Забор» сам по себе килограмм под 60 весит. Ну и чтобы с ним хорошо бегать… в общем, Гриша был такой, невысокого росточка, квадратный, проще перепрыгнуть, чем обойти, да. Значит, раздается вот это – типа, «ну, покажите мне Беслан». И люди некоторые видят, как отодвигается «Забор», оттуда появляется нога, смачный пинок под ж…– и «Забор» задвигается обратно. Кто отвесил пендаль – никто не понимает. Стоит кусок металла, такой, немерянный, со смотровым окошком. А, в общем… весной 2005 года, говорить о том, что «покажите мне Беслан» — неосмотрительно было. Ты Беслан хочешь увидеть? Ну, сейчас ты его увидишь. Маску на морду, пинок под зад, руки в гору и вперед.
«Злые террористы», как понимаешь, это мы. Было три «злобных террориста» – Али, Ахмед и Ага… Холод собачий, снега по яйца, им всем «мамочки» на морду и в здание. А они, понимаешь, как… они подошли к этому оцеплению, которое делало «коридор» в сторону здания: типа, мы хотим. Им прямо там, «мамочку» на морду одевают, руки заворачивают, мордой вниз, по шее дали – и пошла. Дальше ее уже везде ведут. Всё, она уже в руках. Завели в комнату, сажаем к стенке, а сидеть неудобно, потому что мебели же нет – там голый пол и стены, и всё. Их – туда, пятки – максимально далеко от стены, но при этом сидит она на корточках, т.е. рыпнуться она уже не может, и попой до пола она не достает. Оч-чень неудобная поза… Руки, соответственно, за головой, пальцы переплетены, чтобы не дергалась. Сверху команда: — Сидеть, не рыпаться, говорить тогда, когда разрешат! Всем все понятно?
Команда, естественно, со «страшним тирраристским акцэнтом»: — Слишишь? Э, рюсским изыком сказаль, собак неверний, ишакь пазорний, сколька раз тибэ гаварить – без команды не п…деть! Всем все ясно?
Девки просекли. Они-то лекции слушали. Этот вылезает… Я, говорит, журналист, мне можно! Ну, на фразу «я журналист» получает п…лей. Типа – тебе команды говорить не было! (Пока аккуратно, пока без следов). Команды не было! И сверху – бум!
– Меня бить нельзя!
Бум!
– Тебе говорить никто не разрешал, сиди, молчи. Всё усек?
– Усёк.
Бум!
– Тебе же сказано – без разрешения не говорить!
Вроде затих.
А они же ни хрена не видят. Плюс ещё покрутили на местности, они не знают, где они находятся, дезориентация. Сидят, ждут. Дальше начинается одиночный допрос: фамилия, имя, место жительства, точный домашний адрес, состав семьи, «счас придём будим рэзать», туда-сюда... Сумки все вытряхнули. Типа – вещи с собой есть? Давай сюда! А, нормальная же женская логика – она едет куда? Она едет в Подмосковье, с ней будут интеллигентно разговаривать – а тут ни фига себе, мало того, что сумки взяли, так ещё и все вытряхнули, вверх-вниз. Нормальная женская реакция, ой, у меня там телефончик, у меня там это, это, это, ой, а как же так! Ой, а вот туда вдруг полезли, по карманам обшмонали...
Начинается разговор. Ты кто? Маша. А точно Маша? Точно Маша. А если не врать? Да точно, точно! А кто дома?.. Ну, стандартный «раскол», короче, минут по 5-7 на каждого. При этом они же слышат, что происходит сбоку. А – тыкается пальцем в конкретного, говорится ему: «сиди и заткнись, команды говорить не было». И пока сбоку человека «колешь», периодически лупишь в стенку чем-нибудь тяжелым. Человек не понимает, что происходит. Такое впечатление, что сбоку уже кого-то убивают. Минут за 15 всех разговорили – этот опять начал выёживаться, типа «я журналист, со мной так обращаться нельзя, а давайте я вам помогу»… Да-да.
В общем, минут через 10, по-моему, с ним слегка переусердствовали. Не сильно – но чуть-чуть. Потому как в очередной раз на вопль «я журналист», в очередной раз огрёб по печени. (Следов нет, но неприятно). Опять – я писать хочу. А тебя, козла, никто не спрашивал, что ты хочешь! Твоя задача – сидеть и не выёживаться, сиди!
Холодно, они начинают замерзать. Это видно. А с собой же. Ну, у них с собой нет, естественно, никто из них ничего специально не брал – да даже если бы и брали. А видно, что девки – они уже синие стали. Ножом маску приподнимаешь – челюсть открой! (А с собой во фляжке спирт, чистый, неразбавленный). Челюсть открой! Открывает. Туда из фляжки – бульк! Ножом челюсть закрываешь – глотай! Ик… Открывай! А они настолько замерзшие, настолько офигели, что не понимают, что им дают чистый спирт. Потом горячий кофе из другой фляги – бульк! Глотай! В очередной раз ножом челюсть открываешь, туда кусок шоколадки — глотай. Двоих так более-менее в себя привели, а мальчонка, то ли ему кофе не хватило, то ли шоколада, по-моему, шоколада ему и не хватило.
Плюс, на фоне всего этого постоянная трепотня между Али и Агой, насчет того, что вот правая, она, вот, как бы можно и воспользоваться, пока ещё туда-сюда – пока не началось. Перо в бок (ну то есть не в бок, понятно, просто лезвие к телу приложили) – пошли!
Вот если бы ОМОН пришел минут на пять попозже… она бы сама дала, точно тебе говорю. Потому как в отличие от парня… парню досталось хорошо, на самом деле – за его собственную дурь. Потому что если тебе 4 раза сказали, что «говорить будешь только по команде, когда тебе скажут» – а ты пытаешься перечить, и при этом получаешь, ну, в общем, немало, и при этом пытаешься качать права, что ты журналист – то тебя первым же порежут (если взаправду). Ну, там не порезали, там по ребрам хорошо постучали, плюс по шее досталось. А причем, они-то думали, что это минут на пять, на семь, на восемь – а дальше придет доблестный ОМОН и их всех разом освободят. А у нас команда – на 40 минут это счастье растянуть, по полной программе. И они-то не знают, что кроме нас в комнате – психолог, медик. К тому же это фиксировалось на видео, но это уже служебная документация, сам понимаешь, она ушла в недра, как учебное пособие в дальнейшем.
Так вот, девку уже наполовину раздели – я тебе говорю, она была уже сама готова дать, только чтобы отстали. И она поняла, что любой приказ – лучше выполнять. Потому что по шее досталось и им тоже. Соразмерно – но и им тоже. В таких ситуациях, люди почему-то моментально обучаемые становятся. А опять же – вторая чувствует, что соседку подняли и куда-то увели. Плюс ее по ходу дела, пока обыскивали – облапали. Плюс оценивали как на базаре обеих, типа, кого брать, эту или эту? Типа – да ну, эта слишком плоская. Да ладно, плоская, сейчас ножом поднимем, посмотрим! А когда ты сидишь, и минус пять, и у тебя по ребрам холодный клинок скользит – не через свитер, а напрямую – в общем, неприятно. И том, что всё это не более чем учения – забывается мгновенно!
Ну, пришел доблестный ОМОН, всех радостно освободил. А они сидят, у них натянуты маски, они ничего не видят, они только все это чувствуют. И они вдруг слышат – стрельба, взрывы, они через маски видят вспышки светошумовых гранат, потому что она даже через маску просвечивает, и просвечивает хорошо, и они-то надеялись, что вот сейчас-то оно будет, вот, свобода! А ни хрена подобного, потому что дальше – «фильтр» (фильтрационный пункт). И потому что если… они-то надеются на то, что сейчас вот пришел ОМОН, и всех расстреляли, дальше с них снимут масочки, и нежненько, под ручки аккуратно выведут, как выносили детей в Беслане – ни хера подобного. Они в том же виде, как они были – им только «браслеты» ещё нацепили на руки, и точно так же, пинками погнали на фильтрационный сбор. И там продолжается шоу, потому что: докажите, что вы – это вы, а какое вы имели отношение, а действительно ли вы были заложницей, а кто может это подтвердить, а на основании чего вы оказались в заложниках, а какие подробности, как вас взяли… Потому что это же тоже нужно тем журналистам, которые сидят в «пуле». И все это показывается – журналистам, они видят все. Единственное, что журналисты, которые сидели в «пуле», не видели – они не видели обработку заложников внутри. И для журналистов очень хорошо была разница видна: люди, которые заходили, и те, кого оттуда вывели.
Потом идет общая «прессуха» сразу, с заложниками. Там было забавно, потому что, нас-то было трое. А у них начинают выяснять – а сколько было террористов, которые вас брали в заложники? Ой, а мы не видели. Ну, вы же слышали – сколько? Ну…наверное человек семь. Ну, вы сможете их опознать? Нет, не сможем. Ну, по голосам? Нет, не сможем. Вы сможете ну хоть что-то? Нет, не сможем. А почему? Этого мы не видели, это мы не запомнили, это мы не помним. Как с вами обращались? Ну, типа, спасибо, что не зарезали.
Так вот, после «показухи» была итоговая большая «прессуха». Вот там забавно было… Первый вопрос, который всегда всем задавался, перед началом всех мероприятий: господа журналисты, можно ли освещать позицию боевиков? И журналисты все как один: да, можно, нужно, нужно предоставить боевикам возможность высказаться, высказать свои требования, это позволит спасти заложников, туда-сюда, они же тоже типа люди… Типа это не бандиты, а это незаконные вооруженные формирования, борющиеся за свободу одной независимой области.
Ну, так, итоговая «прессуха», где зал делится чётко на две группы. Вторая группа – там, где эти две девицы. И они говорят – чего-о-о-о? Этим зверям ещё и давать возможность говорить? Да их, козлов, мочить надо, прямо там, в сортире, как завещал великий президент! Не то, что трибуну не давать – сказать нельзя ничего не давать! Где увидел – там и мочишь!
А с мальчоночкой забавно получилось. Потому что мальчонка начал тут же верещать, как только его спас ОМОН: «Я свой, я журналист!». Ну, ему и досталось – на сей раз уже от ОМОНа. Типа – разбираться кто ты, будет следователь, а сейчас пока что не п…ди; по нашим данным было захвачено трое, но там были женщины, а кто ты мы вообще не знаем. На «прессухе» он сидел, держась за все причинные места и потирая их.
Ну, а дальше команда руководителя учений: товарищи офицеры, кто исполнял роль «террористов» – прошу встать. Ну а там-то уже все переодевшиеся, уже в нормальном виде, уже в форме, с регалиями. Встают «Али», «Ахмед» и «Ага». Ну и руководитель учений говорит: уважаемые товарищи журналисты, как видите, вот офицеры Центра, которые исполняли роль «террористов» — их было всего три человека, а не семь, как показывали экс-заложники. Вот, это наши сотрудники, это наши офицеры. Так что можете подойти поближе, можете поговорить, порасспросить, задать все интересующие вас вопросы, типа, как они дошли до жизни такой. Прибегает мальчонка, держась за помятые бока, и начинает: ну вот, ну что вы, ну как же так, я же свой, вы же знали, что я журналист, почему вы со мной так обращались… Я ему говорю: мужик, ты сейчас обращаешься к кому? К офицеру правоохранительных органов – или к «террористу Али»? «Террорист Али» сейчас тебе загонит перо под рёбра, и на этом разговор с тобой закончится. А если ты обращаешься к офицеру – то вопрос не по адресу. А к тебе, уважаемый, одна-единственная просьба: поскольку ты, так или иначе, успел наснимать наши рожи в открытую, то прежде чем пускать это дело в эфир, либо закрой лица, там, где мы засветились (не по своей воле, понятно), либо позвони, мы приедем, посмотрим, что у тебя получилось.
Ни хрена подобного. Это был, по-моему, четверг – в субботу, в итоговой программе недели пошел сюжет с открытыми лицами! А мальчонка потом очень долго, как мне рассказывали, бегал по редакции, и кричал, что вот, крутой спецназ – ни фига он не крутой и т.д.
Из официальной прессы: «По замыслу учений в Домодедовском районе Подмосковья обнаружены террористы, расстрелявшие до этого патруль ДПС и захватившие средства связи и оружие милиционеров. В ходе операции преследования и блокирования сотрудниками правоохранительных органов, террористы, взяв в заложники троих человек, в роли которых выступали журналисты, забрикадировались в небольшом деревянном строении (один из домиков полигона Центра, где отрабатываются учебные вопросы контртеррористической деятельности МВД).
Но это была только завязка действия. Основная работа представителей СМИ и МВД началась позже с организацией оперативного штаба, который должен вести переговоры с террористами, разрабатывать план штурма, и, параллельно с этим, предоставляя данные журналистам.
В ходе освобождения заложников боевая задача выполнена на 100%: три заложника (две девушки и мужчина) освобождены, террористы уничтожены».
Ну, через полгода решили повторить подобный опыт. Это было начало октября 05 года, но его решили разнообразить. Потому что частично приезжали журналисты, что были в предыдущий раз… Вот кстати, возвращаясь немного назад. Там, тогда, в первый раз, были журналисты, которые четко совершенно понимали, что они делают, где они находятся, как себя надо вести и какие вопросы следует задавать, а какие не следует. Вот у них там была группа этих понимающих, где руководителем был журналист с ТВЦ: спокойный старый хрыч, который все это видел, не один десяток раз, который ещё в Афгане бывал и все это знает. Который смотрел и говорил, да, вот этим сейчас достанется, а я, пожалуй, отойду в сторонку, чтобы мне не прилетело.
Значит, октябрьская «показуха», всё то же самое, неделю их мучают лекциями. А там сценарий был – захват автобуса. Опять-таки: октябрь, холодно, дождь моросит, ещё чего-то – а журналистки у нас любят рассекать, кто на шпильках, кто вообще в голом виде. В общем: уважаемые господа журналисты, перед тем, как мы поедем на следующую учебную точку, просим всех занять места в автобусе. А кому-то из девиц…чуть ли не с какого-то центрального канала, кстати… она ж приехала: пузо голое, поясница голая, придатки наружу – ей мужики из дежурки дали ментовской бушлат, согреться. Она в него укуталась, ей хорошо, в автобусе тепло… Автобус делает большой круг почета – тут перед ним подрыв, очередь поверх, и влетают как обычно четыре «головастика». Всем лежать! Бояться! Не рыпаться! Это захват! Ну и т.д. Водилу из автобуса – на хрен, очередь внутри автобуса, а эхо там хорошее, тут же гарь, дым, грохот по ушам, они к этому непривычны… началось!
Оперативный штаб, туда-сюда – и оттуда спрашивают боевиков: вы кто? А нам после одной из «показух» в своё время досталось за разжигание межнациональной розни и преувеличение одной типа очень мирной религии в террористических организациях. И была команда: во-первых, на зарубежных языках не материться (мы в своё время…отмочили), по-русски – желательно тоже, хотя бы когда работают камеры, ну а требования – сами придумаете. Обычно у нас требования были: «два состава пива и вагон бл…й!» В этот раз изгалялись долго, поэтому мы выступали как «Фронт национального возрождения Родезии», и требования у нас были следующие:
1. Восстановить доброе имя Яна Смита, проведя кампанию в прессе.
2. Поставить ему памятник на одной из центральных площадей Москвы.
3. Всем ветеранам боевых действий, которые воевали на стороне Родезии – выдать все права, согласно статуса ветерана боевых действий Российской Федерации, и даровать, соответственно, российское гражданство.
4. Ну и на закуску, как положено: четыре «лимона» «зелени» и самолёт в Ирландию.
Начальство хрюкнуло. Там был кто-то из старых журналистов, я не знаю, ни фамилии, ни имени, мне мужики из штаба потом рассказывали. Старый хрыч, который типа помнит ещё молодого Фиделя Кастро, т.е. в 70-е журналистом уже был, за границей работал и т.д. Так вот, он стоял за камерой, сзади, в оперативном штабе, и, услышав вот эти требования «Фронта национального возрождения Родезии» — он начал просто от хохота сворачиваться в клубочек. Типа – всё, приплыли, сейчас будет шоу. Остальные просто не поняли, чего к чему. Отличился спецназ. Нас тогда брал сводный отряд ОМСН – а работаем все на одной волне. Ну, чтобы журналисты слышали, как происходят переговоры между оперативным штабом и террористами, как происходят переговоры у террористов, что происходит при перераспределении сил и средств, как координируют действия оперативный штаб и группы захвата. И вот когда мы выдаем это дело в эфир через рацию, что мы типа «Фронт национального возрождения Родезии» — в эфире повисает тишина, и голос кого-то из группы захвата: – Это он сейчас чего за х…ню требовал?
В автобусе, там было забавно. Там был один журналист, тоже, кто-то из пожилых уже, который, увидев начало цирка, быстренько залез сзади, ну, задняя площадка ПАЗика – под лавку. И он там сидел, оттуда не высовываясь. Ему там пару раз носком ботинка досталось – типа сидишь под лавкой, вот и сиди, не лезь никуда. И ему там было хорошо, тепло и уютно. Потому что с остальными началось…
Ну, сразу: менты есть? Сотрудники есть? Комитетчики есть? Нету? А ты какого хера в ментовском бушлате сидишь? Да ты, баба – мусор… А иди-ка сюда!
Как будем прикрываться от снайперов? Да очень просто – раздеть их и в окна! Октябрь месяц – не жарко…
– Короче, раздевайтесь – и к окну!
– Как раздеваться?
– Как-как – до конца!
– Ой…
– Что, «ой»? Давай!
И стволом ее подпихиваешь. В позу известного создания, напротив окна. Каждая окно собой закрывает, занавесочки задернули, стоят. Начинается общий допрос: фамилия, имя… А паспорта-то первым делом у всех собрали. Все документы, все сумки в одну кучу, документ выуживаешь, сравниваешь. Как зовут? Вася? А почему в паспорте написано – Иван? Ах ты, с##а, меня нае…ть хочешь? Ну, ему чем-нибудь достается – об давку или об поручень. Но – аккуратно!
Ну, очередной раз над ухом постреляли – к нам выходит переговорщик. Типа, мы должны поговорить с заложниками, убедиться, что с ними все в порядке, передать вам часть ваших требований, предоставить, туда-сюда… Я выдергиваю одну из девиц-заложниц, такая мелкая, размер 42-й, не больше, и росточком где-то 165. А у меня «Калаш» ещё горячий от стрельбы, только-только полрожка холостыми выпустил. Её в охапку, ставлю перед собой, выхожу из автобуса, пытаюсь за ней спрятаться – а чтоб не дергалась, ей на ухо компенсатор горячий.
Тут… понимаешь, есть такая мелкая профессиональная пакость. Журналисты, они, так или иначе, репортажи-то видят. И пусть он будет 33 раза гражданским журналистом, он понимает отличия между нормальным дульным тормозом-компенсатором и насадкой для холостой стрельбы. Даже если она покрашена – все равно, разница видна. Мы делали внутренние вставки. Брали стандартную насадку, в нее вовнутрь – шайбу, с нужным проходным сечением – и обратно навинчиваешь. Внешне – хрен поймешь, чего это такое. Единственное различие – это видно по пороховой гари, которая вырывается. Но это надо быть, ну представляешь, кем, чтобы такие вещи просекать.
Поэтому когда девочку вынесли практически за шкирман из автобуса, на негнущихся ногах поставили перед собой, за ней укрылся «террорист», а у нее четко на ухе, вот, около глаза болтается раскаленный компенсатор, из которого пованивает порохом – девка начала плыть.
Переговорщик идёт, типа я, туда-сюда… А переговорщиком – как раз командир. Ну, ты ж понимаешь, не поглумиться над начальством в такие моменты – это просто грех! Повернитесь, покажите, что вы без оружия. Не верю, бушлат снимайте! Холодно? А не волнует! А вон у вас под свитером что-то топорщится? Ничего не знаю, поворачивайтесь! А чего это у вас звездочки такие маленькие? А чего это мне всего лишь подполковника прислали? Генерала хочу!
Ну а пока он мне все по сценарию делает, поворачивается – он мне глазами всё на эту девочку показывает, которая у меня на руке висит. Я девку к себе поворачиваю – а у нее глаза уже закатились. И ноги, по-моему, уже не сильно держат. Ствол убрал, по щекам похлопал чуть… Ты жива? В ответ таким дохлым голосом: — Ага… Ну и я тут же – э, никачиствэнний матэриаль, расстрэливать нада! Обратно, перед собой, ствол на морду...
Переговорщик – отдайте нам кого-нибудь из заложников. Мы – ни хрена не отдадим, у нас требования изменились, нам не один памятник Яну Смиту нужен, а два! И вообще, почему вы до сих пор не принесли отпечаток газеты с большой статьей по поводу нашего национального героя? Где? В общем, самолет давайте, мы в Ирландию улетаем, с вами неинтересно, вы уроды.
А заложники все стоят в автобусе в голом виде. Т.е. мы на них только джинсы оставили, чтобы совсем уж не мерзли. Да, да, и лифчики с женщин тоже. Чтобы в камеру это не светилось, мы их спиной ставили. Т.е. сверху всё снято – с голым торсом это называется. Не нравится? Не подчиняешься террористам? Да не вопрос! Какой патрон, что ты! Зачэм патрони тратить, э! У Али киньжаль хароши, давно крови нэ пробоваль белай сабаки!
Ну, команда «поехали». Автобус тронулся. Единственное, что мы сделали не по сценарию, не по стандарту – понимая, что сейчас будет, мы их одели и посадили обратно на кресла. Ну, понятно, что наш народ пойдет через окна, а оказаться на пути у летящей 100-кг туши – зашибут ведь ненароком. Одели их, посадили. Нас доблестно тормознули и взяли. Стандартная ситуация: перегораживается дорога либо БТРом, либо грузовиком, одновременно идет отстрел передних колес, одновременно отвлекающие внимание террористов подрывы, плюс по идее подрыв, который разносит двигатель ПАЗику (хотя в принципе на спущенных передних ободах он и так встает).
Первая группа идет – это на водителя, они его через дверь выносят. Вторая группа заходит через переднюю дверь – в ПАЗике передняя дверь открывается ударом. Вторая группа идет через задний запасной выход, вышибая стекло. Плюс блокирующие группы, которые стоят на отсечении спереди и сзади. Стекла выносятся, для этого есть специальная кувалда. Первый номер штурмовой группы – он кувалдой выносит стекло. А кувалда, она специальная, определенной формы, она выносит собой практически все стекло. А в автобусах же стекла – сталинит, он, когда рассыпается, то рассыпается без острых кромок, в крошево. К тому же он утягивает за собой резиновый уплотнитель. Фактически группа залетает в окна, их не касаясь. Единственно, что конечно – да, внутри все это дело осыпается очень красиво.
Группа пошла, зашла, положили – всех на «фильтр». «Террористов» – кого постреляли, кого в плен. Вообще… вообще, стараются в таком случае террористов мочить – оно безопаснее. Ну, вот тебе банальная ситуация: вход группы внутрь автобуса – перед тобой стоит тело. В руках может быть всё, что угодно, от «Калаша» до гранаты. Гораздо проще не ждать его реакцию на команду «лежать!», а прислать ему две «маслины» между глаз, и на этом всё закончится. Оно так безопаснее для заложников. Кто живой – тот живой. Скажем, водилу обычно вытаскивают, с ним проще: первый номер открывает дверь, а второй номер водилу выдергивает – при этом, как правило, водила делает два кульбита и приземляется чётко на спину, дальше расслабляющий под дых – и понеслось. А потом… водитель обычно настолько офигевает, что ему навстречу вылетел БТР и перед собой он видит «бабочку» от КПВТ – малоприятное зрелище, мягко говоря – что инстинктивно бьет по тормозам. А это-то и надо.
Журналюг – «на фильтр», ну и как обычно. Мы – журналисты! Да? Пока что вы ещё заложники, причем непонятно какие, поэтому, вон следователи, они с вами разберутся. Закончили. Народ стоит, трясётся. Не от холода – а от шока. Банально, кому-то из журналистов дали сигарету прикурить – он прикурить не мог. Он не попадал сигаретой в рот, а потом не попадал по пламени. Но вот кто отличился – это белорусы. Типа – а, вот, мы не все снять смогли, а вот, можно повторить? Не тех людей эстонцами назвали… Ну, начальство морду покривило, говорит: ну, можно. А чего вы не сняли-то? А вот, мы хотим внутри автобуса поснимать. Потому что мы, конечно, видели через лобовое стекло из оперативного штаба, чего у них там происходило, но нам бы подробностей? Потому что как же вот так вот можно за 25 минут человека довести до состояния истерики так, что у него руки трясутся, молодого крепкого мужика – это знаете нам как-то очень интересно. Гм… уважаемые господа журналисты! В связи с тем, что пресс-конференция находится довольно далеко от места проведения мероприятия – просьба всем в автобус! А народ в автобус идти просто отказывается. Типа – нафиг, нафиг, мы уж лучше пешком дойдём. Уважаемые коллеги, дело в том, что ваши коллеги из Белоруссии не успели доснять – они просят повторить.
Мы думали, этих, кто доснять не успел – их порвут прямо там. Т.е. дошло до того, что мы просто собой закрывали этих белорусов, которые не успели чего-то там доснять. Типа: ребята, ребята, спокойно! Они такие же журналисты, как и вы! Не надо их бить! Не надо ручки тянуть! Не понял – вы хотите меня ударить? Не рекомендуется! Всё? Успокоились? Вот и славно.
На самом деле там до места «прессухи» было недалеко – но шли пешком. В автобус не пошел никто. Вообще. И опять-таки на «прессухе» тот же самый стандартный вопрос: господа журналисты, вы будете давать микрофон террористу для озвучивания своих угроз? Все, кто были в автобусе – в категорической форме: козлов давить, мочить, не давать!
Потом такая программа общения с журналистами сдохла. По многим причинам. Во-первых, потому что – слава Богу! – не было больше захвата заложников. Сам помнишь, после 2004 у нас тишь и гладь. Во-вторых, считается, что активная фаза КТО завершилась. И больше на моей памяти такого не было. Хотя… Летом этого года, где-то в центральной России «вэвэшники» проводили подобное мероприятие, тоже для журналистов – но там чуть-чуть по-другому все это было. Из того, что я знаю, там их просто гнали на пеший марш-бросок, на 10 км. Пинками и подзатыльниками – тоже неприятно, но это не так как было у нас. Ну… было ещё одно подобное мероприятие в 2008 году, но там случилось несколько неприятностей, и все тихо свернули. К вопросу о профессионализме, кстати – там исполнители налажали, об этом в другой раз.
Да, а с девочкой этой, ну, о которой в самом начале – смешно вышло. После «прессухи» подходим к ней, типа, а можно с вами познакомиться? Она – ой, а я не знаю, что скажет папа. Мы – ну, папа не стенка, папу можно и подвинуть. Папа оказывается рядом. Гм, лейтенант, папа конечно не стенка – но генерала подвинуть сложно. Товарищ генерал, а вы не мой прямой начальник, без проблем! Папа только крякнул: борзые пошли лейтенанты…
Из официальной прессы: «По окончании учений состоялась пресс-конференция с участием руководства МВД, антитеррористического центра (АТЦ) СНГ, ОДКБ с одной стороны, и представителями СМИ – с другой. На ней представители МВД еще раз подчеркнули, что журналисты не наблюдатели, а непосредственные участники событий, но настояли на том, что они ни в коем случае не должны мешать контртеррористам в их опасной и сложной профессии».
