В августе 1986-го года я принял под командование 8-ю сторожевую заставу 180-го мотострелкового полка, что располагалась в десяти километрах южнее Баграма на небольшой горке с красивым названием Тотахан (отм. 1641 м.). Через несколько дней к нам на заставу поднялся Хасан, командир отряда самообороны из кишлака Калашахи. Пришел познакомиться с новым командиром. Хасан принес «бакшиш» (подарок) – маленький, попискивающий, серый комочек - недавно родившегося котенка.
В местных кишлаках довольно часто встречались собаки. Иногда бездомные. При виде советских солдат они начинали сходить с ума от злости. Жили собаки и на наших сторожевых заставах. Иногда на заставы приходили и бродячие собаки. Их подкармливали наши солдаты. А потом они уходили. Такой же лютой ненавистью эти собаки встречали афганцев (но почему-то не всех, чаще незнакомых им или вооруженных). Люди относились друг к другу куда более терпимо.
Самое забавное, мне казалось, что это были одни и те же собаки? Только каждый раз они ненавидели разных людей: афганцев либо наших солдат. Все зависело от того места, где эти собаки находились в данный момент. Кто их только что покормил. И кому они пытались продемонстрировать свое «служебное» рвение. Словно они участвовали в каком-то спектакле. В театре абсурда. Кошки же встречались в кишлаках крайне редко. Летом под Баграмом было довольно жарко. У кошек было мало молока. И когда появлялись маленькие котята, кошка-мама могла накормить их только раз-другой. Затем молоко заканчивалось, котята больно кусали соски. И тогда кошка их бросала. Выживали немногие.
Подарок был немного неожиданный, но очень приятный. Не мудрствуя лукаво, я назвал котенка простым афганским именем Кот («Пищак» на фарси). Кажется, это имя ему даже понравилось?! Но еще больше ему понравилось, когда я его покормил, разведенной в воде, сгущенкой. Позднее он ел все то же самое, что и наши ребята – кашу, рыбный суп «Ух», тушенку и даже кусочки обычных лепешек из тандыра.
В середине сентября духи обстреляли нашу водовозку, которая дважды в неделю привозила воду на наши заставы с Баграма. Пришлось несколько дней обходиться своими силами. Спускаться за водой к реке Барикав, что протекала у подножия нашей горки. Мы старались обязательно кипятить эту воду, но сказывалось высокогорье, и она закипала плохо. И мы постоянно мучились животами от этой воды.
24 сентября у меня резко подскочила температура. И я загремел в баграмский инфекционный госпиталь с тифом. Недели через полторы, с гепатитом, там же оказался и мой ротный Володя Стародумов. По его просьбе, мне пришлось вернуться на заставу. Буквально на второй или третий день после того, как меня перевели из реанимации в обычную палату. Кому-то надо было командовать заставой. А других офицеров, которые могли нас заменить, в роте у нас не было.
Ходить в первые дни мне было тяжело, слабость была неимоверная. Особенно тяжело мне давались походы в мой лазарет в Калашахах, встречи со своей агентурой и возвращение на заставу – каждый подъем на Тотахан отнимал последние силы. Выручало только одно – мой наставник и агентурный контакт Шафи презентовал мне на это время своего ослика с удивительно неприличным именем - Хуай Су. Оказывается, давным-давно жил на свете китайский монах Хуай Су из Чанша. Он был искусным каллиграфом. Однажды, когда Хуай Су достиг совершенства в скорописи, он собрал все свои кисти и закопал их в землю. Назвав это место "Могилой кистей".
Ослик, видимо в шутку, получил свое имя в знак того, что когда-то темной ночью он закопал свой разум под каким-то холмом. А место забыл.
Шафи предупредил меня, что он бестолковый и плохо слушается команд. Но в голосе у Шафи слышались ласковые нотки. На самом деле ослик выглядел смышленым и очень милым. Я понял, что плохо он мог слушаться только моих команд.
Шафи объяснил мне, что ослик хорошо знает дорогу на заставу. Он отвезет меня туда, при условии, что я не буду ему мешать. И сам вернется домой. Мешать ему я не собирался.
В первый раз ехать на ослике было очень забавно. Ноги мои постоянно цеплялись за землю. Приходилось их постоянно приподнимать. Надолго меня не хватало. И они снова начинали считать все кочки и буераки. Но впечатления были просто потрясающие! Я впервые катался на ослике.
И по новому для меня маршруту. Вместо того, чтобы подниматься по кратчайшему пути, Хуай Су повернул к седловине между вершиной горы и выносным постом. А потом по тропинке, протоптанной нашими бойцами, поднялся на заставу. И это называлось бестолковым осликом?! Хорошо еще, что я не пытался им командовать и управлять. Просто доверился. В благодарность за это Хуай Су показал мне самый легкий и простой путь к вершине.
В этот момент я почувствовал себя последним ослом. Мой кратчайший путь на заставу оказался путём отъявленного мазохиста. Самым трудным и бестолковым. Даже маленький ослик это прекрасно понимал.
Я дал ему кусочек лепешки на прощание. И отпустил.
- Ташакор, Хуай Су. Сафар ба хайр (Спасибо, Хуай Су. Счастливого пути)!
Ослик налегке резво убежал обратно. Забавно перебирая своими маленькими копытцами. Убежал домой. А я долго смотрел ему вслед. Пока он не добрался до крепости Шафи.
- Спасибо, дорогой ослик. Спасибо, Шафи!
Потом Хуай Су еще несколько раз здорово выручал меня. И когда мне доводилось на нем кататься, я всегда мысленно пел песню «Мы красные кавалеристы и про нас…». Это выглядело действительно забавно - красный командир с медицинской сумкой на плече, верхом на ослике со смешным именем Хуай Су.
Хорошее было время – я катался на маленьком, забавном ослике. А на заставе меня ждал Пищак, который рос не по дням, а по часам. Неподалеку от нашей заставы регулярно проводились дивизионные операции, работали баграмский разведбат и полковая разведрота 345-го парашютно-десантного полка. В этом не было ничего удивительного, наша горка была не только прекрасным наблюдательным, но и командным пунктом. Да, и наши танк с минометом позволяли работать очень точечно, эффективно и на довольно большую дальность. Поэтому без нас обходились редко. Но мне почему-то казалось, что война эта какая-то не настоящая. Ведь за два месяца своего пребывания в Афганистане я принял участие только в одной войсковой операции. Стрельба же из танка и миномета на дальность более двух километров, когда ты не видишь реальных результатов своей работы, казалась мне больше похожей на какую-то игру. Редкие обстрелы духами заставы – делом привычным. Раненых и убитых на заставе не было.
Но вскоре уехал в отпуск начальник разведки нашего батальона Толя Викторук. И мне пришлось два месяца командовать его разведвзводом. Там война была уже настоящей. Близкой, протяни только руку… Когда я вернулся на Тотахан, кота на заставе уже не было. Наш Пищак погиб во время одного из обстрелов…
Все это время у нас на продовольственном складе (в небольшом помещении, сложенном из камней и глины, примерно 2 на 4 метра) жила старая, старая кобра - Марь Иванна. Обычно она лежала в самом дальнем углу склада. И сторожила коробки с куриными яйцами. Это было её самое любимое занятие. За свою службу она никогда не требовала вознаграждения. Но когда приходило время, она готовила свое любимое блюдо - яичницу из трех яиц.
Мне казались забавными её привычки. Но каждый раз, когда проголодается, она проглатывала именно три яйца. Со стороны было хорошо видно, как она широко раскрывала рот, затем просто натягивала свою кожу на куриные яйца. А потом несколько дней переваривала их. Мечтательно закрыв глаза, словно вспоминая что-то далекое и очень приятное. Наверное, свою молодость?
Когда на складе появлялся повар и начинал набирать в свою коробку банки консервов, крупу или сахар, она немного приподнимала голову и предупреждала его о том, что она еще здесь.
- Ш-ш-ш. Кы-ш-ш.
Она действительно говорила: "Кыш-ш-ш". Ошибиться в этом было невозможно. И повар понимал её с полуслова. Это было предупреждение: консервы, крупы и сахар – твои. Яйца - мои. Иногда повар пытался проявить характер и подходил ближе. Тогда Марь Иванна, удивленно приоткрывала глаза и приподнимала свое тело выше. А иногда даже била его своей головой с закрытым ртом. Пытаясь отпугнуть и одновременно оберегая свои зубы от поломки. Хотя, скорее всего, зубов у неё уже и не было.
Повар обиженно уходил со склада и целый день вынашивал в своей голове планы страшной мести. Иногда жаловался на Марь Иванну мне. Говорил, что ее нужно прогнать. Но потом прощал ее, потому что сам был виноват. Ведь Марь Иванна просто выполняла свою работу.
К тому же, повар и сам прекрасно понимал, что не было бы Марь Иванны, не избежать нам нашествия мышей и крыс. А это было куда страшнее. И не только в плане сохранности продуктов. Ведь мыши и крысы - разносчики болезней. А болезни, особенно инфекционные, были настоящей бедой для наших солдат и офицеров. Так что Марь Иванна – была нашим ангелом-хранителем от всяких-разных болезней. И хранителем наших продуктов. Правда, не всех.
Мы старались об этом помнить. Не обижать Марь Иванну. И закрывать глаза на недостачу куриных яиц на продскладе. Потому что яйца она ела не часто, а вот мышей ловила с удивительным мастерством.
Хотя стоит отметить, что ничуть не хуже Марь Иванны, ловили мышей и два наших дикобраза, живущие под первым постом. Они регулярно подъедали пищевые отходы в мусорной яме неподалеку от кухни. И всех тех, кто покушался на эти самые отходы.
Марь Иванна погибла в начале 1987 года. При проведении дивизионной операции в нашем районе. На заставе у нас заночевал замкомандира батальона. Ночью, выходя проверять посты, он случайно наткнулся на неё. Около самой канцелярии. Марь Иванна встала в стойку (откуда только у старушки взялись силы!?). Замкомбата с испугу выстрелил в её сторону. И Марь Иванна сделала то, что делала лучше всех. И делала всю свою жизнь. Она бросила свое тело навстречу этому, незнакомому для неё и стремительному «насекомому». И поймала пулю.
По весне погиб и один из наших дикобразов. Ночью, как обычно, дикобразы полезли к яме с пищевыми отходами. Чем-то там зашумели. Часовой дал короткую очередь на звук...
Да, в Афганистане нас окружали не только горы и пустыни, мирные дехкане и моджахеды. Рядом с нами всегда были и братья наши меньшие – кошки и собаки, ежики и дикобразы, маленькие обезьянки и забавные ослики. Они делили вместе с нами все тяготы и лишения нашей службы. И делали наш военный быт более уютным, а всех нас – чуточку добрее. Многие из нас, из тех, кто служил в Афганистане, могут рассказать множество интересных и увлекательных историй, иногда веселых, иногда грустных, о своих верных четвероногих друзьях. У всех у них были разные судьбы – кто-то из них погибал. Кто-то спасал нам жизни. Кого-то, возвращаясь в Союз, мы вынуждены были оставлять. Война была у нас общая, одна на всех.
Но, в отличие от людей, животные не могли ничего изменить в своей жизни. Не могли остановить войну. Могли только верить в нас. Верить и любить.
Александр Карцев, https://kartsev.eu
