Мигом устав от суеты, на крылечко выходит покурить мужичок, чей выходной день сегодня проходит в полуобщественном статусе «наблюдателя». А поскольку курение – спорт коллективный, он сразу же пытается вовлечь в него первого попавшегося.
- Из Москвы приехал?
- Угу.
- Зачем?
- Работать.
- Это правильно. Может, хоть тут выздоровеешь.
- В смысле?
- Ну, от глистов.
- Каких ещё «глистов»?
- Понимаешь, - он обстоятельно разворачивает пачку «Примы». - Страна болеет. А всё из-за неё, Москвы. Развели, понимаешь, государство в государстве. Ватикан, блин. Паразиты. Здоровенные глисты, которые живут в кишках и жрут всё, что туда попадает. А тело, между прочим, загибается!
Достал сигарету, чиркнул спичкой, обдал облаком вонючего дыма, продолжил:
- И так со всеми москвичами происходит, прикинь…
- А с остальными, значит, не происходит?
- Нет. Остальные – русские. Колхозники и прочая провинция. «Лимита», как вы их называете. Раньше за колбасой «понаехали тут», а теперь – за длинным евро. Вывели, блин, национальность - «москвичи». И ещё особый вид этой национальности - «коренные москвичи». Тьфу!
- И что, есть идеи, как изменить ситуацию?
Ещё одно облако дыма. Сизый табачный туман не растворяется в воздухе, а медленно оседает на мокрый, в пятнах блевотины, асфальт. Мужичок опять смачно сплевывает, стараясь попасть в один из валяющихся окурков.
- Конечно, есть. Нужно, короче, отделить Россию от Москвы. Сразу дело наладится – сам увидишь. Так и передай ихнему начальству.
- Гхм… Передам.
- А ты давай лечись. Глисты – страшная вещь.
Здароф пацанчики. Хочу поведать вам про нелёгкую жизнь свого района. Раён у нас прямо скажу нихуя не относица к разряду благопалучных. То тут то там вспыхивают фсякие канфликты на почве ненависти пролетариата к зажыточным гражданам и тагда приходица рихтовать кому-то рёбра или наобарот залечивать свои. Поэтому большинство уже съебло в другие, менее криминальные раёны. Оставшиеся не оцтают и пакуют вещи. Скоро пацанчики и почикать некого будет. Одни бабки беззубые и нарки худющие.
Чоб развеять недорозуменийя скажу сразу я ни нарк нихуя. Бухать люблю. Ширяца нахуй. У нас постоянна с наркошами конфликты, война и раздел территории. Так вот нас ваще трое закадычных друзяк бля. Я собственна Гена Легендов. Кликуха у миня Легенда. Коля Шкирин с кликухой Шнырь. И Вовчик Еропутов по кликухе Амбал. Не дай Бог вам пацанчики нам встретицо когда мы под градусом. Почикаем сразу. Лютые мы когда в запое. Очень лютые.
Так вот и фчера. Идём с Шнырём домой. А он в частном секторе жывёд. Я бля ещё диржусь, а Шнырь ваще сука за воздух держицо. Думаю щас наебнёца в пыль своей афишей, я его хуй падыму. Тяжолый он бугай. А проводить кента надо. Может нехуй сцать пизды от наркош выхватить па пьяни. Иду, а сам сука в ярости. Через полчаса концерт Трофима по местному телевидению транслируют, а Шнырь ногами еле перебирает. Короче хуйня происходит замешанная на водке. Подходим наконец к Шнырёфскому гетту и охуеваем молча. Перед его хазой сидит толпа пидарасоф и громко ржут. Фсе какие-то розово-чорные. Чёлки наполебла как у ишаков. И бляха-муха хуй различишь где баба где мужик да кучи.
Как они дасихпор выжили в нашем раёне это хуйегознает. Но Шнырь падла, как увидел этих папугаев, аж протрезвел малость. Потом его начало трусить. Потом он долго сличал адрес дома с адресом на жоском диске из своей колокольни. Наконец вычислил, что это его радной, скосившийся нахуй дом. А повидавшие не адин хуй мужицкие зады палируют скамью, заботливо сколоченную может ещё его дедом. Шныря накрыло по самую носоглотку. Поэтому он не рубанул с носака, каг всигда, а безвольно опустил руки и тихо, чуть с плачем спросил петухоф.
- Ну и чо пидарня у меня на раёне делает?
- Фак ю. – Был ему атвет.
Шнырь беспомащно посматрел на меня.
- Чё это Генчик? Чё это такое?
- Я ебу? – Концерт Трофима с минуты на минуту начнёца, а я тут бля в психоанализ ударился. – Пиздуй домой Колян. Ну их нахуй к утру рассосуца.
Колян апять повернулся к зоопарку.
- Вы кто бляди? Панки чтоле или гамасеки?
Какая-то дефка, скорее всего дибилка, заржала и атветила.
- Мы ЭМО чувачок, атвянь.
В следующую секунду фсё стало на свои места. Колян схватил дефку за патлы и ебанул её головой аб сопственный забор. Я же тоже не терял времени и ебанул рыжего чорта с ноги. Тела падали и фставали и снова падали, пытались убежать, но наши опытные кулаки их нагоняли. Через три минуты в пыли лежало семь робких тел. Па палавым признакам мы различили четырех пидарасоф и трёх пидарасок.
Мы с Каляном зашли ва двор.
- Во сука скока терраристов развелось в нашей стране. – Озадачил меня Калян.
Я почесал кателок и задумался.
- Причом тут тераристы к сектантам я чот не даганяю.
- Ну, ты слыхал Генчик, они сказали мы типо ЭМО. Ты ящик смотришь ваще. Это тераристы блять. Православных хуярят.
- Да не Калян, чот ты напутал. Это блять секта ёбаная. Покланяюца хуйпайми каму. Дьяволу короче, я где-то читал.
Колян начал громко ржать и разбудил саседских сабак.
- Ты читал? Да ты сука кроме букваря хуй какую книгу держал. Говорю тераристы. Лан я пошёл. Пака.
- Пака.
Я вышел от Каляна и заспешил домой в глубокой задумчивости. Затем плюнув на концерт Трафима вернулся и щиманулся к начавшим расползацо петухам. Они как увидали меня, упали и притворились мьортвыми. Я подошол к первому чорту и схватил его за грудки.
- А ну говори сучий сын вы чо за ЭМО такое? Это чо за хуйня? Тераристы или секта какая?
Хуйло открыло адин глас и воззарилось на меня отчаянно и нервно.
- Мы ЭМО дядя. Это субкультура такая. Типа Готов. Не бейте нас больше.
Я хуйнул казла паебалу напаследок и удавлетварёный рванул дамой. Тераристы бля. Калян как атмочит сука. Наркоманы они абыкнавенные. Субкультурой какой-то накурены. Харашо что вернулся, а то всю ночь бы не спал. Если фстретите этих ЭМО пацанчики хуярте их без жалости. Нарки они ёбанные.
Ждите новых вестей с нашева раёна.
Вечна пьяный хуятар - Я Легенда.
Запускаю руку в штанину,
И слеза по щеке течет.
Я когда-то был сильным мужчиной,
К любой женщине знал подход:
Не боясь показаться бестактным,
Наплевав на уловностей плен,
Предлагал не какой-то абстрактный,
А вполне осязаемый член.
Краснокожим, как племя апачей,
И бугристым, как клювы у птиц,
Своим хуем, как кролик, хуячил
Без разбору всех славных девиц.
Но ушло безвозвратно то время,
Теперь похуй – хоть плачь, хоть кричи:
Я несу свое тяжкое бремя –
Хуй безжизненный, как кирпичи.
Не ебусь теперь и не кончаю,
И про дрочкину прелесть забыл,
Про стояк поутру лишь мечтаю
(Напрягал он, но нужен ведь был).
И для бывших подруг стал обузой,
В одиночку бухаю абсент,
Самому себе даже не нужный,
Не мужик, а мудак-импотент.
© стомегатонный пулимет
