Она смотрела на него снизу вверх. Не потому, что была ниже ростом, а потому, что ставила его на пьедестал. Быть памятником было утомительно. Приходилось постоянно держать спину, ноги в цементе...
Хотелось легкую, хохочущую и свежую, как весенний ветерок, а не эту, крупный рогатый скот.
Думал о ней он всегда в каких-то звериных метафорах. Коровьи влажные глаза, собачья преданность, надоедливость полуденной мухи. Стряхнешь - она снова тут как тут.
Он пользовался ею, когда надо было куда-то слить излишки молодого темперамента. Она с готовностью и бесстыдством давала то немногое, что он согласен был взять, не без некоторой брезгливости. Быстро справив нехитрую нужду, он торопился уйти. Она смотрела умоляюще. Ему хотелось ее ударить.
Он размышлял о природе рыбки-прилипалы. О внутренней пустоте, которую можно было заполнить, только присосавшись к другому. Он всегда чувствовал себя разбитым после встречи с ней. Ее обожание не напитывало, не давало сил. Хотелось отодрать, как пластилин, смять в бесформенную массу. Он, интеллигентный мальчик из хорошей семьи, зверел от этой покорности. Пассивности. Виктимности.
Временами он пытался исчезнуть, избавиться от назойливого хвоста. Она караулила его у работы. Около дома. Лепетала какие-то глупости: "Ой, у тебя наверное телефон сломался А я соскучилась. Пирожки испекла, твои любимые, будешь" Ему хотелось удавить ее этими самыми пирожками.
Она была - табула раса. Весь мир был он. Но он не чувствовал в себе педагогического вдохновения. Хотелось сильной и равной, которая не стелилась бы ковриком под ноги, а была бы трудной, статусной наградой.
Он гнал ее в дверь - она лезла в окно. Он запретил приезжать - она слала ему подарки почтой. Он орал - она с дебильной улыбкой внимала. Преодолеть ее было невозможно она была, как гепатит - ласковый убийца.
Он сбежал за сотни километров. Не брал трубку. Она изводила родителей. Те поставили определитель и не отвечали, когда видели ее номер. Она звонила из автомата... Выяснив, что он сбежал, надолго осела на дно, захлебываясь там слезами и утопая в депрессии.
Он наслаждался миром равных и сложных. Уже никто не ставил его на пьедестал, скорее наоборот. Быстро поистрепавшись в большом городе, он все чаще вспоминал ее пирожки. С тоской вспоминал ту ее безусловную любовь, которая бывает только у матерей. Где-то через год соскучился, ему снова захотелось этого ровного, сильного обожания.
Но природа не терпит пустоты. Нашелся тот, кто принял любовный груз "прилипалы" с благодарностью. А встречу у работы с пирожками воспринимал, как заботу, а не преследование. Которого постановка на пьедестал возвышала, а не утомляла.
Он листал фотографии в профиле. Она уже не казалась ни коровой, ни собакой. Синие глаза лучились счастьем, полноватые руки обнимали за шею чужого мужика, довольно смотрящего в камеру.
Он сердито набрал знакомый номер. Ему не ответили.
©Domokozyavochka
