После выгрузки в Гамбурге, проверяя осадки судна, я пришёл к выводу, что в балластных танках накопилось грязи более, чем достаточно. Арифметика тут простая. Когда грузят судно, балласт откачивают. И если в танках грязь, то, естественно, судно груза возьмёт меньше. А возить ил и песок – вещь непозволительная. Вот и приказал я боцману навести порядок в этом вопросе.
Зачистка балластных танков – работа хоть и муторная, но несложная. Но вот вскрыть их! Это может быть покруче месячной выработки негра на плантации. Четырнадцать горловин с шестьюдесятью огромными гайками каждая, которые не отдавались с постройки теплохода.
Боцман посмотрел на меня, как на врага народа.
– Может, объявим субботник, и – всей командой? – посочувствовал я ему.
– Субботник – это праздник труда, плавно перерастающий в пьянку, – философски заметил он, но тут же повеселел:
– Штурман, давай погодим немного. В первом нашем порту всё будет о’кэй.
Первым нашим портом оказался Калининград. Связанные с прибытием судна хлопоты были в самом разгаре. На борту работала комиссия контрольно-пропускного пункта. Всё шло, как обычно, когда я вдруг почувствовал какой-то странный интерес к своей скромной персоне.
– Вы – грузовой помощник? – обратился ко мне таможенник, внимательно глядя прямо в глаза. Я ещё раз назвал свою фамилию и должность. Он отложил в сторону папку с документами и опять уставился на меня:
– Значит, груза на борту нет?
– Вы же видите по бумагам, что пришли в балласте, – непонятное беспокойство стало закрадываться в душу.
В кают-компанию вошёл ещё один таможенник и сразу же присоединился к своему коллеге:
– Предметов, запрещённых к провозу через границу, не имеется?
На глупые вопросы хочется отвечать глупо.
– Всё запрещённое в Гамбурге не успели погрузить, – стараясь быть спокойным, огрызнулся я.
Такого, конечно, не следовало делать. Люди этой профессии начисто лишены чувства юмора. Шутить с ними категорически противопоказано. Тут к нам присоединился ещё и пограничник со своим традиционным до тупости вопросом:
– Посторонних лиц на судне нет?
– В каждом трюме сидит по диверсанту с гранатомётом, – всё-таки сорвался я.
– А когда последний раз вскрывали балластные танки? – у всех троих глаза запылали жадным охотничьим блеском.
– Вообще никогда не вскрывали, – меня уже начинало потряхивать.
– А почему на крепёжных гайках свежие сколы ржавчины?
– Чего ржавчины?
– Свежие сколы ржавчины, – они, обступив со всех сторон, пожирали меня глазами:
– Не будете ли вы так любезны пройти с нами на грузовую палубу с целью выяснения наличия в балластных танках посторонних лиц или предметов, запрещённых к ввозу в страну.
Когда эта публика начинает говорить подобным языком, тут уж добра не жди.
– Ничего там нет, кроме грязи. Но, если вы настаиваете, отчего же не пройти,– поднялся я, из последних сил пытаясь сохранить остатки хладнокровия.
После духоты кают-компании лицо приятно обожгло морозным воздухом. Но насладиться свежестью осеннего утра не удалось. По причалу маршировал взвод солдат, одетых в комбинезоны. В руках они несли гаечные ключи и какие-то непонятные инструменты. Через минуту их зелёные фуражки замелькали по всей палубе. Они, как мухи, облепили горловины балластных танков. Злополучные крышки с грохотом одна за другой стали отлетать в сторону.
– Ну-с, приступим, – таможенник, натягивая рабочую куртку и проверяя фонарик, улыбнулся мне, как удав кролику, и нырнул в тёмную горловину.
Разочарованию его не было предела, когда коллеги помогали своему перемазанному балластной грязью товарищу выбраться обратно. Началось что-то невообразимое. Они по одному и по несколько человек сразу, как львы, бросались в тёмные сырые танки. Судно гудело, словно пчелиный улей. Я смотрел на весь этот бедлам с отвисшей челюстью, не в силах осознать происходящего.
– Во дают. Ну прямо кино и немцы, – рядом со мной появился боцман. Он хозяйским глазом окинул палубу:
– Только бы гайки не растеряли, черти.
– Ты ржавчину молотком обдолбил? – повернулся я к нему.
– А чего? Пусть пользу приносят. Не всё же им людям нервы портить, – он даже не посмотрел в мою сторону.
Но, как и всё на свете, закончился и этот идиотизм. Взаимных извинений было много. Проводив до трапа комиссию и в последний раз выслушав, что в жизни всякое бывает, я не успел повернуться, как опять столкнулся с боцманом.
– Ну и что ты мне скажешь, аферист? – набросился я на него.
– К вечеру танки будут зачищены, – он даже не моргнул глазом.
Я не знаю, что бы с ним сделал, но к концу дня зачистка действительно была закончена, и мне ничего не оставалось, как объявить ему благодарность.
Сергей Маслобоев
