Он молчит. Она ему уже с претензией в голосе повторяет. Рядом закукарекали: "Ну тебе чего, уступить сложно... ко-ко-ко". Мужик молча встал, поправил шаровары и отошёл в другой конец коридора.
Тётя, торжествуя и закатывая от удовольствия глаза, закидывает свой кирпичный завод на своё законное место. И падает прямо сракой об пол! Хе-е-рак! С шорохом чмошного плаща об поносную стену и звуком рвущихся колготок и вылетающих ушибленных голубей.
В диких непонятках, с помощью стены и одной из кукарекавших, мадам принимает вертикальное положение и взирает сквозь невидимый кусок лавки на зашарканный линолеум и следы от прохудившегося дна.
Она раскручивает на всю маховик ора и оскорблений, и поворачивается в сторону мужика. А он, не стыкуясь ни к какой лавке, торжественно сидит на своём рыболовном стуле, который до этого был скрыт под его величием. Только сейчас до всех дошло, что он там поправлял за шароварами.
Под общие смешки и истерический смех мелкого пацана в гипсе мадам идёт на*** давить злость от такого неожиданного и царского по***ба. Героя кто-то похлопал по плечу. Маман загипсованного пацана отдёргивала его от тётиной лужи, в которую он тыкал пальцем: "Ма, ма. Ты видела? Обоссалась! Гы...".
А тётя шла дальше по коридору, укрывая срам плащом и почёсывая изрядно опустевшую голубятню.
