Во вторник этой недели я опять двинул после приема пищи туда - скамеечку облюбовала парочка - мальчегу и деффачке от силы по 14-ть, но уже и*уццо. Видимо во вторник у меня корка цинизма дала трещину и я прошел это действо мимо, негодуя про себя, что сиесты в этот день у меня не будет.
Сегодня по привычке иду туда же с неизменной бутылочкой айрана - скамеечка занята - сидящая на скамейке деффачка (та же самая) делает мальчегу (тому же самому) минет. Я не выдержал.
Мезансцена:
Почти центр СПб, заброшенный и заросший скверик на улице Красных Текстильщиков. В центре скверика скамейка, сидя на которой 14-летняя деффачка делает минет 14-летнему мальчегу. И тут из-за ближайшего куста выскакивает 30+-летний мужиг в 500-долларовом черном костюме и, воздымая руки к солнцу, диким воплем орет "ПРЕВЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕД!!!!"
(c) Злой гад
Ценники в русских магазинах
Апельсины Морока
Брюкодер Из ценника вешалки для брюк)
Булка археологическая
Булка булочная
Булочка одомашненная улучшенная
Бутерброд с булкой
Вермишель с увеличенным яйцом
Винни-Пух - шоколадное яйцо
Виноград "Дамский мальчик"
Водка свежая
Глазунья из 3-х цыплят с салом
Говядина кроликовая
Голова прессованная
Грелка католическая Ценник грелки каталитической)
Живой лосось в томатном соусе
Козьи наки
Конфеты "Петушок золотой грешок"
Конфеты минтай в шоколаде Ценник миндаля в шоколаде)
Кумыс говяжий
Маниоко ослабленный для кастрированных Надпись на ценнике плодов
маниоко - кошачьего корма)
Машинка писучья
Монолит крестьянский Надпись на ценнике сливочного масла)
Нектар "Папаня"
Пирожки с картофелем автоматные
Пирожки с полумясом и полурисом
Пирожки с ягодичным фаршем
Пирожки со свиными головами
Пудель из творога с изюмом
Пюре яблоки из кабачков
Рукомыльник
Салака пьяного посола
Салат с диатезом
Свекла из чернослива
Свинина в шкуре без ног
Сельдь с рыбой. 1000 г - 1-20 р
Скумбрия атлантическая дальневосточная курильская
Сок из сухофруктов
Сок яблочный в томате
Сосиски "Столичные" их 2-х яиц
Сталь алюминиевая
Суп рыбный с ухой
Уха жареная
Чай грузинский байковый
Чеканка "Натюрморд" - 18 руб
Яблоки свежие, загнившие
Бедра куриные без хребта
Витамины "ВИАГРА"
Детская игрушка "Пень музыкальный с дуплом"
Котлеты рыбные. Котлеты мясные. Котлеты детские
Натуральный мед на сахаре нового урожая
Полотенце стерильноебанное
Потроха наружные
Презерватив с фруктовой начинкой
Рис краснодарский. Страна производства - Китай
Россия. Совок ценник в магазине игрушек)
Свеж, аккуратен, на ощупь приятен надпись на ценнике длинного
хлебного батона)
Спрей для защиты от кобелей
Сыр "Президент в нарезке"
Туалетная бумага. Нежная, как мякоть кАкоса
Яйцо столовое загрязненное
(c) Alx
16 способов как развлечься покупая презервативы
1. Зайти в аптеку с подругой и перед прилавком громко спросить, какая марка ей нравится.
2. Войдя в аптеку, позвонить по сотовому телефону и спросить: "Дорогая, мы сегодня как - предохраняемся?"
3. Встать перед прилавком с линейкой и калькулятором, и прикидывая на линейке, долго тыкать в клавиши.
4. Сравнивать фотографии на упаковках с фото своей тещи.
5. Громко закричать "Эх, была - не была!" и скупить все запасы.
6. После покупки загадочно сказать "сегодня - русская рулетка", после чего проткнуть один из презервативов сквозь упаковку иглой и демонстративно все перемешать.
7. Спросить продавщицу, есть ли лотерея, если пришлешь изготовителю пять использованных изделий.
8. Просить продать вам "ну... эти", и злиться за то, что вас не понимают.
9. Купить "Виагру" и интересоваться, какое количество презервативов нужно приобрести в расчете на одну таблетку.
10. Требовать на изделиях надписи "Не испытано на животных".
11. Спрашивать у окружающих, что они думают по поводу этой марки.
12. Пытаться поменять упаковку жевательной резинки на три пачки презервативов, а на возражения говорить: "А по телевизору обещали".
13. Стоя у витрины, прикрикивать: "Надо же! Мой любимый цвет! Мой любимый размер!"
14. Шумно заявить подруге: "Выбирай! Я угощаю!"
15. Стоя перед прилавком, громко бормотать: "а с этими у нас старшенький появился.. а с этими младшенький".
16. Требовать изделия периода советского времени, объясняя, что с ними так много связано.
Мы с ребятами сидим около подъезда, потягиваем пиво. Время примерно 1.00
— время для бутылочного бизнеса (ходят бабушки или дедушки, собирают
бутылки на сдачу). Рядом с нами стоит 600-ый МЕРИН и у заднего колеса
пустая бутылка 0.5. Ну мы сидим, все в шоколаде…
В это время подходит небогато одетый старичок и тянется к бутылке…
Следующее надо представлять: Один наш паренек говорит — На, дед, мелочь,
не %б*сь с этими бутылками…
На что наш ДЕДУЛЯ, откидывая бутылку в кусты, говорит — Нах*я мне твоя
мелочь, щелкает брелком. Сигналка МЕРИНА издает знакомое всем ПИ-ПИ, и
дед, садясь в него, рвет по газам…
Возвращался как-то Юра Захаров со свадьбы в общагу, естественно не совсем трезвый, а в метро на станции Горьковская, ранили из пистолета ОМОНовца. Станцию естественно оцепили и всех сходящих с эскалатора бросали на пол и шмонали на наличие оружия. Но Юра стал сопротивляться, получил дубинкой по голове, упал, встал с криком: «Военные медики не ложатся!», получил ещё раз пять дубинкой по всем местам, опять уронился, опять начал с криками о ВМедА вставать, и тут один, видимо офицер спрашивает:
- Ты, эта самое, чего медик что ли?
- Да я пять минут кричу, что я медик, а вы мне пять минут за это по голове стучите.
- Слушай, у нас бойца ранили, аптечка есть, а что и как колоть не знаем.
Приводят Юру в комнату милиции, там мучается милиционер с ранением, стонет, все вокруг прыгают, хотят чем-нибудь помочь, не знают как, от этого ещё больше прыгают. И тут приходит ОН, наш Юра, берет аптечку, набирает в шприц чего надо и прямо через брюки делает инъекцию в бедро. Раненому становится хорошо, все вздыхают с облегчением, а Юру развозит совсем и он никуда не может идти. Тогда его ОМОНовцы сажают в свою машину и везут на Сампсониевский д.7. Представьте, какие были вытаращенные глаза у дежа по факультету, когда два ОМОНовца в полной экипировке вносят на руках Юру, а третий припирает пластиковым щитом дежурного к стене и объясняет, что если Юру отчислят, то всей этой конторе каюк.
Заточенная Отвертка Мира
«Вчера прочел новость о том, что Горбачев посетил могилу Франциска Ассизского», - убористым шрифтом в записной книжке: - «Так я и думал. Эта меченая нежить – католик. А ведь я писал, ведь я взывал, я возопил практически. Так оно и оказалось. Наверное, я – провидец. Последний провидец Империи».
Траханов отложил ручку, потер виски. Новая вещь никак не писалась, и ее приходилось надсадно, поглавно, построчно вымучивать из крох на случайных листках, что падали с дерева жизни, его, Траханова, собственной жизни.
«Пост, пост, срал я на ваш пост» - мыслилось ему смутно за стаканом парного – унимает боль в желудке – молока под словоточивые рассуждения безликого, хотя и в золоте, чиновника от духовности, изливаемые телевизором, маленьким кухонным зверьком с ядовитыми зубами, которые хочется, да не можется выбить, выставить ударом пальца по красной, почти пусковой, кнопке.
Улыбаясь, демонстративно осушил граненый стакан (скол на грани – след от случайной пули, подарок полковника спецназа, поезд «Ташкент-Москва», 1986 год) пред очи вельможного, а тот будто и не заметил, слепец. «Самое малое, что могу сделать предкам в свое ничтожное оправдание, по-федоровски,» - и брякнул ребристым донышком о стол. Как там придумали нетопыри? «На здоровья?» Мысли пали буреломом, запутывая нить размышлений узлом-лабиринтом, и внутренний Тесей блуждал впотьмах, спотыкаясь об осклизлые останки людей культуры каменных топоров. Бабочки под стеклом, казалось, шевелили своими инкрустированными драгоценными чешуйками крылышками, незаметно для человеческого глаза трепетали их усики-антеннки.
- Доколе же ОНИ будут придумывать за нас нашу реальность? – задал вслух, не таясь, вопрос несуществующему и незримому, чье присутствие, однако, ощущалось, как голубые лучи сквозь призмы окон, влажных после дождя. – Почему Меченый вобрал в себя, своими больными, остро пахнущими порами наследие страны, которое ковали тысячи безымянных героев? Чтобы потом небрежно – и в этом ИХ замысел – распродать, раздать, разбазарить святое, по камушку, по кирпичику, каждый из которых – краеугольный, как говорят самозванцы, хлопая довольно себя по бедрам, облеченным кожаными фартуками мастеровых, которыми они – и они знают это! – никогда не были, и не будут. Это великая историческая странность, ирония Промысла, причудливый рисунок на хитиновом панцире саранчи, прочитав который, однажды попадешь в Мезозой, и у слышишь ее голос, вещий голос коллективного первобытного компьютера – не того бесполезного куска пластмассы, что пылится на рабочем столе, а совершенного биологического агрегата простейших реакций и непосредственных рефлексов, самой структурой микрообщества-субстрата на макроуровне являющего феномен хитроумнейших логических операций, сумм как бы случайных событий, мельчайших слабых токов, вплетенных в ткань таинственного и непостижимого бытия, совершенной абстракции, зашифрованной в простоте этого мира.
В соответствии с этой странностью, Империю спасал от пустоты забвения не, допустим, генетический Русский Патриот, плоть от плоти, старовер-раскольник, помнящий дымы от древлих капищ, и яростный отсвет Солнца на золотых княжеских шишаках, изменившего его предкам навсегда и бесповоротно, но лелеемого до сих пор в тайнописи крюковой, да в двоеперстии – третий лишний! Не архетипический, из тьмы вневременья шагнувший на свет крестьянский Сын, на которого молча и плача уповали калики, тропками и струнами гусельными прорезая контуры будущих трактов от прото-Москвы до прото-Владивостока, чьи следы босых ног находил много позже усталый покаянный взгляд богоборцев с сорванными погонами, со потертостями ножен от сломанных шпаг на форменных штанах.
В соответствии с этой странностью, нити суровые, что сшивали, казалось бы, неумолимо расседающуюся под ударами надмирной нежити кожу страны, принадлежали то увечному неопрятному грузинскому семинаристу, то жестокому и алчному остзейскому барону, которые по одному и тому же плану, интуитивно, доказали сами себе и прочим свое предназначение, заключенное в хрустальном гробу вечного мавзолея – узилища жизни и смерти, купели, что хранит в себе само Время, застывшую во льдах тундры божественную клепсидру, ложное отражение которого сковано гранями мраморной пирамиды на Красной площади.
А русский, что делал русский? Противился ли воле абстрактного Сиона, между строчек свитков Мертвого Моря вьющей свои загадочные математически-бездушные роковые смыслы, змеиными кольцами удушая противоположный в своей великой и целомудренной иррациональности Промысел Божий, низводя его осмеянием и ложным провозглашением? Шел ли покорно на убой? Отдавал ли на поругание свои иконы, убивал ли животворящую благодать предательством?
«Слишком сложны вопросы, слишком печальны ответы», - мозглая мысль сверлила потолок, а через потолок – свод черепа. И Траханову казалось в это мгновение, что выпитое молоко – не молоко вовсе, а сдобренный пряностями, пахнущий корицей и ванилью, чистейший трупный яд, от глотка которого познаешь ткань Вселенной, но поздно, чудовищно поздно, за миг до превращения своего тела в молекулярный бульон, а души – в плазменный ветер, неодолимо влекомый магнитным притяжением Черной дыры, клюва Орла, о котором где-то читал, да забыл, заставили забыть.
В памяти возник герб Антимира, в который замаскированные под школьников эзотерические гвардейцы Андропова некогда спрятали жидкое силиконовое слуховище, прямо за головой, крытой белыми перьями, крылатого чудовища, пожирающего все живое.
«Вот куда они влекут нас, сначала с улыбкой и бесстыдным «На здоровья!», потом - нагло и открыто, потрясая ядерными топорами, подталкивая в спину, шепча свои особым образом искаженные фальшивым электронным разумом ведические мантры, вавилонские формулы, наново записанные крючконосыми невольниками в подвалах «Анненербе» в сорок четвертом.» - и образы гурджиевской Луны, на верхушке которой восседает жаба энтропии, рождались один за другим, разнясь только рисунком кратеров – морщин, укрывищ для щупалец, извивающихся, втягивающихся, чтобы, единожды выпростанными, нанести мучительный и долго переживаемый смертельный удар, последнее откровение, которое не успел записать тезоименитый книжник в припадке наркотического визионерства.
«Так же и я – увидел пустоту, и сам стал пустотой», - и Траханов взял трубку, чтобы перенести запланированную на три встречу с корреспондентом «Playboy Russia».
- Алло, Сережа, это Траханов.
- Добрый день, Анаксимандр Андреевич. Что-то со временем? – голос в трубке угадал мысли по, верно, звуковому узору в шипении эфира.
- Да, я предлагаю перенести встречу на шесть. Это некритично?
- Конечно, некритично.
- Вот и хорошо. Я буду в «Балчуге», подъезжайте туда.
В семь-тридцать журналист, чьи руки уже чувствительно подрагивали от выпитого в огромном количестве кофе, а на сердце становилось тяжко то ли от несостоявшегося интервью, то ли от все того же кофе, вышел из лобби на улицу, провожаемый прищуренным, заученно доброжелательным взглядом швейцара. Телефон писателя по-прежнему не отвечал.
Гражданин в длиннополом плаще подошел к нему незаметно, быстро, будто сотканный из смога, образовался прямо из удушливого воздуха, и наклонившись к уху, жарко прошептал:
- Встреча не состоится. Никогда.
Вечером над Атлантическим океаном, как всегда, парил «Аэробус», в чьем многотонном китовом теле копошились и ворочались разноцветные личинки, делясь планами на неделю, обсуждая маршруты по нью-йоркских улицам, с наслаждением жуя снедь, рассеянно листая неудобные ломкие газеты.
В багажном отделении, в спецконтейнере с ядовитой надписью «Дипломатическая почта. Досмотру не подлежит» на двух языках, затаился человек, одетый в теплую шубу, в кислородной маске на лице. Рядом, в чехле, покоилась до времени СВД.
«И пусть это случится не в Детройте, как тогда, а в Вашингтоне. Шума будет не меньше. Разве я не творец новой реальности? На этот раз – ИХ реальности», - шептал человек самому себе и незримому присутствию, и поглаживал записную книжку, в которой вскоре появится самое главное, что только может быть в жизни настоящего летописца, тем более - последнего.
В это время в Москве, в Институте имени Склифосовского, в палате для высших государственных лиц, остановилось, не в силах бороться с препаратами, призванными оттянуть момент смерти, усталое сердце пожилого человека с пулевым ранением в грудь. Умирая, он обращал чужую молитву чужому святому.
Человек в белом халате поверх длиннополого плаща слышал ее.
(c) Дядё Джанки
Об измене
Спасибо за слова. Поржал.
Простить тебя? Я не в обиде.
Да, все с начала до конца я видел.
Как ты стонала. Он стонал.
Ты не изменишь больше. "Верю".
Ведь ты мне больше не нужна.
Была, блядь, ласкова, нежна.
Слезай теперь с моей ты шеи.
Да, много было дней, ночей.
Все время отдавали страсти.
А че кончой так прет из пасти?
Нет. Мне не надо. Ты себе налей.
Запей слезами, тушью закуси.
Стакан дарю. Вот вещи рядом.
Сейчас убьешь презренным взглядом
Меня. Ты так, подруга, не шути.
Заткнись. Не хнычь. Спрячь чувство страха.
Слова последние за мной.
Ебалась долго, щель помой.
Пока. Держи билеты на хуй.
(c) Форпост Трансгалактической Мысли
