"Сцены апокалипсиса": шокирующие кадры показывают, насколько африканские беженцы изменили Париж (8 фото + 1 видео)

Патологоанатом,
Разве чтото может быть лучше совка? На рассвете и вечером, во время обеда, перед палатками маячили десятки оборванных крестьянских ребятишек, выпрашивавших всякие съедобные отбросы. Странно было смотреь на этих детей «вольного населения», более нищего, чем даже мы, каторжники, ибо свои пайку хлеба мы получали каждый день, а крестьяне и этого не имели.
Я не помню, почему все так вышло.
Однажды я обнаружил, что моя кастрюля была полна до краев, и содержимое ее превратилось в глыбу сплошного льда. Я решил поставить ее на плиту и, когда лед слегка оттает, выкинуть глыбу вон.
Я взял кастрюлю и вышел из палатки. Была почти уже ночь. Стайки детей разошлись. Вдруг какая-то неясная фигурка метнулась ко мне из-за сугроба и хриплый, застуженный детский голосок пропищал:
— Дяденька, дяденька, может, что осталось, дяденька, дай!..
Это была девочка лет, вероятно, одиннадцати. Ее глаза под спутанными космами волос блестели голодным блеском.
— А тут только лед.
— От щей, дяденька?
— От щей.
— Ничего, дяденька, ты только дай... Я его сейчас, ей-Богу, сейчас... Отогрею... Он сейчас вытряхнется... Ты только дай!

Я соображал как-то очень туго и стоял в нерешительности. Девочка почти вырвала кастрюлю из моих рук... Потом она распахнула рваный зипунишко, под которым не было ничего — только торчали голые острые ребра, прижала кастрюлю к своему голому тельцу, запахнула зипунишко и села на снег.Я находился в состоянии такой отупелости, что даже не попытался найти объяснения тому, что эта девочка собиралась делать. Я пошел в палатку.

В жизни каждого человека бывают минуты великого унижения. Такую минуту пережил я, когда, сообразил, что эта девочка собирается теплом своего тела растопить эту полупудовую глыбу. Я больно ударился головой о какую-то перекладину и, почти оглушенный от удара, отвращения и ярости, выбежал из палатки. Девочка все еще сидела на том же месте, и ее нижняя челюсть дрожала мелкой, частой дрожью.
Я схватил ее вместе с кастрюлей и потащил в палатку. В голове мелькали какие-то сумасшедшие мысли. Я что-то, помню, говорил, но думаю, что и мои слова пахли сумасшедшим домом. Нашел чьи-то объедки, полпайка хлеба и что-то еще. Она судорожно схватила огрызок хлеба и стала запихивать себе в рот. По ее грязному личику катились слезы еще не остывшего испуга.

Я стоял перед нею пришибленный и растерянный, полный великого отвращения ко всему в мире, в том числе и к себе самому. Как это мы, взрослые люди России, тридцать миллионов взрослых мужчин, могли допустить до этого детей нашей страны? Как это мы не додрались до конца? Как это все мы, все поголовно, не взялись за винтовки?

Много вещей видал я на советских просторах — вещей намного хуже этой девочки с кастрюлей льда. И многое как-то уже забывается. А девочка не забудется никогда. Она для меня стала каким-то символом — символом того, что сделалось с Россией.

И. Солоневич «Россия в концлагере»
Другие истории и воспоминания на сайте http://bessmertnybarak.ru/pamyatnik/

скоро патаны нахватают дизлайков и их забанят